Владислав Вишневский - Терпень-трава

Пришлось заняться собой. На удивление себе и соседям, по утрам бегать. Зарядку делать, естественно с отягощениями. Конечно и прыгать… пока правда через скакалку. Махать руками – бой с тенью называется, и прочую раньше необходимую ерунду по ОФП. Кстати, ОФП – сразу предупреждаю всех Мишкиных последователей, это не название спецкоманды, это всего лишь общефизическая подготовка, если сокращённо. Чтобы тело и душа были молоды. Так раньше, когда-то, в том, прошлом веке, мы пели, и даже, помнится, поступали. Мне вновь пришлось на старости лет закаляться – как сталь. А куда деваться? Нужно же мне, как-то, месяц продержаться? Нужно. Причём, достойно. А по-другому я и не могу, не привык.

Кстати, меня и приодели соответственно. Нет, я не про «броник» говорю с каской, а про костюм. Я отказывался, честное слово, я не хотел. Но Эля, Мишкина мама, настояла, сказав, это подарок от нас всех. «Отказываться, Евгений Павлович, никак нельзя». А Мишель подтвердил: «Это обязательно, капитан! Ну, дядь Жень! – с просительной, умильной рожицей, дёрнул он меня за рукав, – соглашайся». И уточнил, что покупать будем только в Пассаже. В других бутиках для меня не то… Вот этого я раньше не знал. Ну что ж, в Пассаже, так в Пассаже. Поехали…

Я выбирал сам. Хороший костюм выбрал, тёмно-синий, не броский, но по моде. Сколько он там, в условных единицах стоил, не знаю, платил Николай Михайлович. «Хорошо сидит!» – склонив голову, критически оглядывая, сказала Мишкина мама. «Да, материал хороший». – Согласился Николай Михайлович. «Вылитый Пирс Броснан, да мам!» – в восторге подпрыгивая заметил Мишель. – И пояснил. – Джеймс Бонд который». Родители более внимательно на меня посмотрели, а что, действительно! И туфли, и парочку рубашек там же подобрали. Правда, одно я отстоял, не взял галстуки. Их я ношу только по торжественным случаям. А так… Не люблю я удавки на шее. Шучу! Ну, а, правда, какое это украшение! Поводок только.

Но перед всем этим, для очистки совести, только ради неё, я всё же сходил в «Бюро по трудоустройству», сбегал, вернее посетил. Хотя и догадывался раньше, что там для меня – дупль-пусто, но пошёл. Надежды юношей питают! А вдруг! Но зря. Вопреки рекламе, как я и предполагал, мой возраст – пятьдесят пять! – оказывается! – запороговый возраст! – для всех без исключения работодателей. Верхняя планка теперь – сорок пять, редко когда – пятьдесят. И если я не хочу заниматься сетевым маркетингом… «Ну, нет, спасибо! – поспешно отказался я. – Облапошивать не моя специальность», то мне: нужно ждать, сказали. «Чего ждать? – не понял, и уточнил, – когда ещё старше стану?» «Нет, конечно, – пряча почему-то взгляд, усмехнулась инспектор, – бывает, что и… – Она не закончила, пытаясь видимо припомнить последний такой случай, не вспомнила, и повторила дежурную фразу. – Вам нужно ждать, в общем. Не меньше полугода, я полагаю. Оформляйте пока документы и вставайте на учёт… Всё. Следующий!»

Значит, или рак на горе свистнет, стоя на пороге светлого будущего, вернее Бюро по трудоустройству, скептически каламбуря, ёрничал я, или ишак умрёт…

Вновь едва не затосковал, но вовремя вспомнил о предложении Мишаниного папы, Мишкины чистые, восторженно-просящие глаза, да и Элины тоже, его мамы. И махнул рукой, ладно, чёрт с ним, пусть месяц. Но только один месяц, решил я. Поиграю в частные детские охранники, и всё.

Ничего больше и не оставалось.

– Слушай, Мишель, ты что-то говорил о пережитках… Я не понял…

– Каких пережитках? – заглядывает в лицо Мишаня, конечно, он не помнит. Он сидит впереди, рядом со мной на пассажирском сидении джипа. Мы едем в бассейн. Я за рулём.

– Ну про эту – клубнику по Интернету…

– А, про порнушку, что ли? А что?

– Да нет, я не про неё. Я не понял тогда, про какой пережиток ты говорил.

– Я про всё говорил, вообще. Про любовь и прочую дребедень. А что?

– Подожди, давай не вообще, а в частности. Кто тебе сказал, что любовь – это дребедень?

– Я сказал. Пережитки прошлого потому что. – Тоном заправского мудреца заявил Мишель. – А что, нет? Охи, разные, вздохи, поцелуйчики всякие… Ффу! Противно! Я передачу одну по телику смотрел, про деревню…

– «Сельский час» наверное.

– Ага, он. Там коровий телята так же чмокали губами, и языками облизывались, как и эти все, любовники по телику, аж противно.

– Ну, это да. – Охотно соглашаюсь.

Здесь, пожалуй, я с ним полностью согласен. Убойное сравнение. Меня это тоже удручает. Не восторженный поцелуй влюблённых мы видим, а какое-то зализывание, с вычмокиванием. Я лично эту проблему понимаю так: когда нам показывают постельные сцены, тогда это вроде бы уместно, но когда первый поцелуй влюблённых мы видим, там же трепетный восторг любви, счастливое соединение душ, не тела… Какие уж там причмокивания?! Действительно, тьфу! Враньё!

– Понимаешь, Михаил, – пытаюсь нащупать устойчивую тропинку, объяснить. – По тому, что там, на экране, показывают, выводы делать нельзя.

– Как это?

– Там изображают… Понимаешь? Демонстрируют. Не живут. Играют в общем.

– Ну да, там артисты.

– Вот именно, артисты, и на них ровняться нельзя.

– Почему?

– Потому, что они не живут тем чувством, они только изображают его, имитируют. Причём, бездарно порой, и не ту фазу.

– Какую такую фазу? – насторожился мальчишка.

Эх, с фазой я, пожалуй, поторопился, выскочила.

– Ну… – запнулся я на секунду, и тут же выкрутился, совсем плохо, конечно, как в таких случаях часто и бывает в общении с младшими. – Это не важно сейчас. – Небрежно махнув рукой, произнёс как можно равнодушнее, как не главное. Я интуитивно чувствовал, дальше углубляться в эту сторону было просто опасно. – Тут другое тебе нужно понять, Мишель, в твоём возрасте. – Умолк, размышляя, продолжать, или увильнуть. Решил, не честно будет, да и мальчишка поймёт, что я сдрейфил. – Понимаешь, – продолжил. – Любовь к человеку приходит как дар, как необычайное чудесное открытие, как светлое озарение, как счастливое явление. Единственное и неповторимое. Понимаешь? Один раз в жизни она приходит. – Видя, что мальчишка хочет возразить что-то, на всякий случай опередил. – Ну, может, два раз. – Мишель, к удивлению, согласно кивнул головой. – И все люди ждут её. – Продолжил я. – Надеются на неё, и мечтают о любви. Понял?

– И что, ко всем-ко всем она приходит? – скептически прищурив глаз, недоверчиво переспросил мальчишка.

– Да, конечно! – уверенно заявил я, и уточнил. – Вне зависимости от возраста.

– И ты ждёшь?

Вопрос был катастрофически неожиданным, врасплох застал.

– Я?! – Ступ орюсь, как об порог споткнувшись, напрочь теряя опору в своей строгой концепции рассуждений. – Я! Ну, я может и… – Перевёл всё же дух, сжал в кулак хаотично снующие мысли, подгоняемые клюшками эмоций. Осторожно продвинулся по скользкой тропе темы. – Хотя, каждый человек, я говорю, ждёт. И я тоже… Может быть. – Тут я совсем теряюсь. На эту тему я не думал. Не до неё последнее время было. Но, почему бы и нет! Если согласно строго научной концепции.