Юлия Монакова - Вьетнамская жар-птица

– Девочка четвёртый десяток разменяла, – засмеялась Вера. – Мне тридцать один год, самое время повзрослеть, да?

– А мне скоро будет пятьдесят шесть… вот такой я старый, – грустно усмехнулся отец.

Она покачала головой:

– Вот глупости! Ты у меня красавчик, пап! Смотри, как до сих пор на тебя женщины заглядываются… И завидуют мне – наверное, думают, что я твоя девушка.

– Ну, что за ерунду ты несёшь, Вера! – захохотал он, заметно приободрившись.

– Ты очень, очень красивый, – горячо заверила дочь.

– Да, кстати… – Он даже приостановился на мгновение, будто вспомнив что-то важное, но затем, смутившись, махнул рукой: – А впрочем, неважно… Забудь.

– Ну, ещё чего! – возмутилась Вера. – Говори, раз уж начал.

Громов растерянно потёр переносицу.

– Да, в общем-то… Это не слишком приятная новость.

– Что случилось? – Она похолодела от непонятного, животного страха.

– Помнишь, в твоей школе преподавал некий мистер Бэнкс, учитель литературы?

Помнит ли она? Вера едва сдержалась, чтобы зло не расхохотаться от наивности вопроса. Перед глазами тут же возникло красивое тонкое лицо, светлые волосы, прозрачные голубые глаза… «Вера, выходит, что я – твоя сбывшаяся мечта?»

Она стряхнула наваждение и резко отозвалась:

– Конечно, помню, а что с ним?

– Он повесился в собственном гараже накануне моего отлёта, – вздохнул Громов.

Вера ошеломлённо притормозила и уставилась в лицо отцу, надеясь, что это всего лишь идиотская шутка. Однако тот был абсолютно серьёзен.

– Оставил записку, что это его выбор – уйти из жизни добровольно. И ещё написал, что так и не нашёл смысла в жизни… точно не помню. Для всех это было как гром среди ясного неба. Даже в газетах писали. Представляешь, в каком шоке его жена и дети? У него же их трое… А казалось, вполне благополучная, счастливая семья…

Вера молчала, уже не слыша, что продолжает объяснять ей отец. Она думала о мистере Бэнксе… О том человеке, которого полюбила с первого же дня своего пребывания в старшей школе имени Линкольна. Думала об их рождественских репетициях… О последней встрече перед её возвращением в Россию… О том, как горячи были его губы и как нежны глаза…

– Тебя сильно расстроила эта новость? – Отец дёрнул её за рукав.

Вера опомнилась.

– Да, я… просто не ожидала.

– Ты ведь, кажется, была влюблена в него, – вспомнил Громов. – Я помню, какими глазами ты на него всегда смотрела…

Вера лишь молча кивнула в ответ.

Бедный, бедный Джон… И пусть они были далеко друг от друга и не поддерживали связь – всё равно словно порвалась ниточка, соединяющая их сердца. Она потеряла ещё одного дорогого и близкого человека. Каждый раз при подобных потерях ей казалось, что сильнее боли больше не бывает.

Оказалось, бывает. Бывает и хуже, и сильней, и больней.

И нет предела человеческому терпению…

Москва, 2015 год

Вера смотрела в глаза человеку, который сидел напротив неё за столиком, и чувствовала, что совершенно по-идиотски стесняется его. Неловкость самых первых минут никуда не исчезла. Ей было неуютно, хотелось поскорее смыться домой. Тем более, она и так устала после съёмок новогодней программы… Однако Роман, похоже, был настроен на долгий и обстоятельный разговор.

– Почему ты не нашла меня, когда выросла? – спросил он с горечью, и в голосе его звучала застарелая обида.

– Сначала я несколько лет писала тебе письма… – помедлив, отозвалась Вера. – Ты так ни разу и не ответил. Я была уверена, что ты меня забыл, раз не отвечаешь. Что я тебе больше не нужна…

– Да я же не получал ничего! – воскликнул Роман, разволновавшись.

– Я в курсе, – вздохнула Вера. – Бабушка мне сказала. Она нарочно указывала на конверте неправильный адрес, и все письма уходили в никуда.

– А ты знала, что я звонил тебе?

– Да, бабушка призналась во всём перед смертью. Это у Громовых такая семейная традиция – исповедоваться на одре. – Она горько усмехнулась. – Дед, которого я так и не видела, перед тем, как отойти в мир иной, тоже признался, что оговорил мою мать…

– Я твою бабку… ну просто ненавидел тогда, – признался Роман. – Ведь чувствовал, что она мне врёт, говоря, что никакая Вера у них не проживает…

– Могу тебя понять. У бабушки был непростой характер. Она смело брала на себя право вершить судьбы других людей, сама определяя, что для них хорошо, а что плохо… – Вера помолчала. – Но, тем не менее, она очень меня любила. Как и я её, впрочем…

– И что же ты сделала, когда узнала о моих звонках? – нетерпеливо напомнил он.

Вера наморщила лоб, припоминая.

– Ну, сразу после похорон бабушки я рванула в Подмосковье, чтобы разыскать тебя… Но оказалось, что нашу коммуналку давно расселили и продали какому-то бизнесмену. Поначалу я решила было навести справки и всё-таки узнать, куда ты переехал, а потом… – Она замолчала.

– Что – потом? – жёстко спросил он.

– Потом поняла, что время уже безнадёжно упущено. Мы дружили сто лет назад, мы оба изменились до неузнаваемости. У нас разные интересы и цели в жизни. Ромка, у нас с тобой больше – ничего общего. Мы чужие.

– Я так не думаю… – глухо пробормотал он.

Было видно, что ему причинили боль её слова, но лукавить она не хотела.

– Ладно, – Вера нашла в себе силы улыбнуться, – давай не будем об этом. Расскажи-ка мне лучше, откуда ты раздобыл для меня жар-птицу? Я ведь так и не узнала этого, не успела спросить…

– Ах, это… Да Катька мне свою уступила, – смущённо объяснил Роман.

Вера ахнула:

– Как это она сподобилась? Она же не то что подарить – даже прикасаться к птичке запрещала!

– Кто сказал, что она мне брелок подарила? Нет, всё было далеко не так бескорыстно.

– И что же она попросила взамен?

– Да я фактически поступил к ней в «рабство» на все оставшиеся школьные годы. – Он усмехнулся. – Таскал после школы её портфель, провожал до дома, приглашал на «медляки» на дискотеках… Понимаешь, до этого Катька считалась не очень-то популярной девчонкой в школе. А моё внимание как бы автоматически повышало её акции.

– Настолько, что аж сам на ней в конце концов и женился? – Вера не удержалась от подколки.

Роман пожал плечами без тени смущения.

– А что в этом плохого? Я привык к ней за эти годы. У нас было довольно много тем для разговора. С ней было забавно и весело.

– Что ж разошлись тогда? – спросила Вера без издёвки, а действительно заинтересованно.

– Да просто у меня никогда не было к ней настоящей любви, вот и всё. И ей, в конце концов, это надоело…

Роман не стал уточнять, что годы брака стали для него настоящей пыткой. Жена-то была ещё ничего. Но жили они вместе с тёщей – поварихой из заводской столовой. Она была грузной, неряшливой и истеричной бабой, которая постоянно вмешивалась в жизнь молодых, а также в воспитание ребёнка. Роман терпел изо всех сил – жалко было Катьку, она ведь и в самом деле любила его. Он как-то держался, старался… но, когда узнал о том, что Вера возвратилась в Москву, сразу как-то угас. Его запала больше не хватало на то, чтобы поддерживать огонь семейного очага. Катька видела, что муж мается, скучает по старой подруге… Конечно, она ревновала. И из ревности постоянно зло и обидно подшучивала над Романом.