Алексей Слаповский - Гений

Нина не смогла этого стерпеть. Так у нее и с Аркадием бывает: умом понимает, что надо промолчать, не разжигать огня ссоры, он сам осознает свою глупость, а душа не выдерживает и просится наружу. И если бы Арина тронула только ее, это бы еще ничего, но та обобщила нехорошими словами всех российских женщин, чувство долга требовало вступиться за них. Нет, пожалуй, Нина вынесла бы и это оскорбление, если б видела шанс освободить Аркадия, но что-то в глазах Арины говорило ей – шансов нет, не отдаст ей мужа эта военизированная одинокая девушка. И Нина ответила, не сдерживаясь:

– Чья б корова мычала, а твоя бы молчала! Он гуляет, да вернется, а к тебе и возвращаться некому – и никто никогда не захочет! И еще будет мне тут что-то выговаривать! Вчила ложка ополоник борщ черпати! [53]Да в такой вечер сам бог велел друг другом заниматься, а парень, вон, от тебя курить бегает то и дело, все вокруг засорил! – Нина показала на окурки, усыпавшие вытоптанный пятачок земли около вагончика, которые, конечно, набросал здесь не один Тюрин, но ей было не до логики.

Арина высокомерно улыбалась, словно не замечая поносных слов русской простолюдинки (такой она ей казалась, ведь Арина не знала о высшем университетском образовании Нины).

– Все, женщина, кончаем истерику и покажем документы. Придется ее задержать, – сказала она Диме.

Гадюка ты, подумал Тюрин. И ведь правда, бегаю от тебя каждые десять минут, искурился уже до тошноты. А вслух сказал:

– Думаешь?

– Даже думать нечего. Пойдемте!

Арина протянула руку, намереваясь взять Нину за локоть и отвести в вагончик. Но Нина отпрянула, выставила вперед скрюченные пальцы с довольно длинными, заметим, ногтями, потому что Нина заботилась об их красоте, и негромко пригласила:

– Ну, давай, иди ко мне, моя сладкая. Сейчас я тебе последнюю внешность испорчу, всю кожицу твою конопатую с личика сорву. Иди, хорошая моя, рискни.

– Лейтенант Тюрин! – воззвала Арина к Диме, отступив на пару шагов.

Пошла ты, дура, подумал Дима и сказал:

– Давайте успокоимся. Проверим документы, ничего страшного. Служба такая.

– Где Аркадий? – закричала Нина. – Куда дели моего мужа, сволочи! Аркадий, ты здесь? Арканя, отзовись!

И Аркадий отозвался. Он ведь мучительно не спал, прислушивался к голосам. Что-то в этих далеких неразборчивых голосах его волновало. Теперь ясно что.

– Здесь я! – закричал Аркадий, вскочил и ударил плечом в дверь. И еще раз, и еще. Дверь не открылась, она вылетела вся вместе с косяком и грохнулась об пол. Аркадий мигом оказался на крыльце, все сразу увидел и понял, подскочил к Нине, встал перед нею и закричал:

– Вам меня мало, над женой издеваетесь?

Арина не испугалась, напротив, вдохновилась, будто попала в настоящий бой.

– Оба арестованы! Товарищ лейтенант, выполняйте свои обязанности! Учтите, в приграничной полосе имеем право стрелять!

Тюрин понял, что ему предлагают достать пистолет и наставить его на этих людей. Но, наставив, ведь придется, пожалуй, и выстрелить. А он никогда еще в людей не стрелял. И, пожалуй, не сумеет этого сделать.

– Товариш лейтенант, прокиньтеся! – родным языком напомнила Арина о Родине.

Но Дима, отстегнув кобуру, никак не мог достать пистолет. Тогда Арина бросилась к нему, выхватила пистолет и направила на Аркадия и Нину.

– Быстро туда! – кивнула она на вагончик.

– А не пойдем, что сделаешь? Неужели выстрелишь? – спросил Аркадий.

– Нина подумала, что эта девушка может выстрелить, – сказала Нина. – И попадет. И убьет. И будет даже гордиться. А потом, через много лет, когда жизнь ее сложится и будут у нее муж и сын, ее встретит красивый молодой мужчина и скажет: здравствуйте, помните, как вы убили моих маму и папу? Что, если и я убью папу и маму вашего сына? И тогда она зарыдает и проклянет себя, но будет уже поздно.

– Не зарыдаю! – гарантировала Арина, опытным движением сняла пистолет с предохранителя и опять наставила на мужа с женой. – Считаю до трех и стреляю – клянусь!

И тут Тюрин сделал то, чему потом сам удивлялся. Главное, сделал не думая, будто не он сам, а что-то его толкнуло, но это что-то было не сомневающимся, оно было чем-то, что сильнее всего на свете. Он вырвал из рук Арины пистолет (та держала его обеими руками, как в американском боевике, – чтобы без промаха), грубо сказал:

– Кончать дурить, студентка! Марш в вагончик и ложись спать, время позднее! А вы – до свидания! Быстро.

– Спасибо, – сказала Нина.

– Быстро, кому говорят!

– Может… – Нина протянула один из конвертов.

– Да что ж вы! Мне, что ли, в вас стрелять теперь?

И Аркадий с Ниной ушли в ночь.

Арина, вздернув голову, направилась в вагончик, но на крыльце ноги ее вдруг подкосились, она села на ступеньку, обхватив руками коленки, и заплакала. Громко и бурно, по-девчоночьи. Сквозь плач выговаривала:

– За что вы меня так… Какая я вам… студентка?

Казалось, ее больше всего обидело именно то, что назвали студенткой. Может, увидела в этом глубокую правду, что живет она давно уже взрослой женщиной, со взрослым умом и взрослой горечью, а на самом деле даже не студентка, а совсем еще девочка, за которой не бегают мальчики, а подруги не дружат с ней из-за ее язвительности, которую она и сама бы рада усмирить, но уже не может, найдя в ней себе защиту. Да еще обидная склонность к тому, чтобы против своей воли влюбляться в тупых идиотов, как этот вот лейтенант, к которому ее потянуло с первого взгляда, потянуло постыдно, физиологично – кожа мурашками покрывается, когда он случайно касается ее, и она злится на себя, но пока не может с собой справиться.

– Хватит, – сказал Дима, садясь рядом и обнимая ее за плечи. – Ерунда это все. Ну, прости. Ты хорошая. Просто не надо с ума сходить.

– Вы никак не поймете… – не могла успокоиться Арина. – Живете и нашим, и нашим… А идет война… И надо определиться…

– Всё, всё, всё, – тихо говорил Дима, поглаживая пальцами выступающие косточки ее худенького плеча. И такая нежность его вдруг охватила, будто гладил он, став в два раза взрослее, свою обиженную дочь. Тут Арина, словно почувствовав это, повернулась и припала лицом к его груди, спряталась там.

Плакала еще, потом стихла, обнимая Диму.

Подняла лицо с сияющими от влаги глазами:

– Тебе смешно, да?

– Дурочка, – ответил Дима и поцеловал ее в губы, соленые от слез.

Арина застонала и обхватила его слабыми своими руками с такой силой, что Диме даже стало больно, но ему эта боль была приятна.

А Нина и Аркадий молча шли к границе, огибая кордоны и посты. Машину Нина решила забрать после.

Вдруг она остановилась, спросила, не глядя:

– Может, тебе выручить кого надо?

– Анфиса позвонила, сказала, что ее муж в подвале запер, – честно сказал Аркадий, слегка только напутав: это он звонил Анфисе. Но напутал без умысла, он действительно забыл, кто кому звонил.