Анатолий Изотов - Верка

Верку смутило то, что чиновник не назвал себя, не стал даже спрашивать, согласна ли она на выполнение задания и куда ей теперь обращаться. Выйдя от него, она попала в «объятья» сухопарого, седого мужчины, который повел ее по узкому коридору в свой кабинет, усадил, раскрыл большой талмуд и начал задавать вопросы, записывать, переспрашивать, снова записывать. Это было похоже на допрос в вежливой форме, хотя она понимала, что обязана пройти через бюрократическое горнило. Так началась ее новая работа.

Первым делом Верка просмотрела газеты за последние месяцы и прочитала все, что пишут о Венгрии. Писали много, противоречиво и в основном о политике. Больше всего фигурировали имена Имре Надя, Матияша Ракоши, Эрне Герё, Михайя Фаркаши, Яноша Кадара. Среди последних событий особо выделялся июльский пленум Центрального Руководства Венгерской партии трудящихся, на котором Ракоши обвиняли чуть ли не в культе личности, по крайней мере, ему приписывались серьезные перегибы в руководстве ВПТ. Но из прочитанного материала нельзя было представить, что же на самом деле происходит в венгерском обществе. А это больше всего волновало Верку.

На следующей неделе ей позвонил с прежней работы сам Александр Иванович и сказал, что ждет не дождется, когда она вновь появится в своем кабинете. Верка обещала прийти в этот же день и действительно пришла. Она заранее написала заявление о приеме на работу, однако директор его порвал и попросил написать заявление на отпуск с момента ее увольнения. Так, без потерь, она была восстановлена в прежней должности.

Вторым человеком, пожелавшим с ней встретиться, был парторг – ему надо было писать характеристику на главного технолога, и он, может, впервые в своей партийной деятельности согласовывал ее с характеризуемым, да еще беспартийным. Разговор вначале не клеился: оба понимали, что и тогда, и сейчас Василий Миронович делал свои шаги под давлением сверху, и хотя действовать по-другому было практически невозможно, тяжелый осадок не проходил. Верка попыталась разрядить атмосферу разговором о работе, но они все же начали осторожно говорить об идеологии, что неизбежно привело их в тупик: надо было или до конца откровенничать, или говорить недоговаривая. Парторгу явно не хотелось находиться в дурацком положении, но он не мог ничего придумать, что вывело бы их из этого круга.

Верка вдруг неожиданно спросила:

– Может, мне подать заявление о приеме в КПСС?

– Это можно будет сделать после вашего возвращения из командировки.

– А если я не вернусь?

– Ну, о чем вы говорите! Вас посылают в Венгрию всего на три месяца, за это время, по сути, ничего не изменится.

– Как знать?

– Я всегда был за то, чтобы принять вас в партию, для чего готов и сейчас дать вам рекомендацию. Просто не все от меня зависит. Мне думается, нам, коммунистам, пора немного скорректировать нормы партийной жизни, скажем, обязательного рассмотрения анонимных писем. Это все тянется со сталинских времен, когда в моде были доносы. Сейчас ситуация изменилась, и нам бы опережать время, а не жить привычками прошлых лет.

– А как вы оцениваете политическую обстановку в Венгрии? Что происходит в стране на самом деле? Может, там скопилось еще больше неувязок, чем у нас, и они будоражат общество?

– По официальным источникам, в Венгрии поднимает голову контрреволюция. А между газетных строк угадывается то, о чем вы только что сказали: скорее всего, запутался клубок экономических противоречий и, само собой разумеется, политической борьбы. Этим пользуется Запад, подстрекает контрреволюционные силы – рядом и Австрия, и Западная Германия…

– Значит, мне предстоит работать в условиях этих противоречий?

– Конечно, но виноградарство и виноделие в Венгрии всегда процветало, в этой сфере дела обстоят лучше.

– Я бы так не сказала: где-то мне попадался материал о серьезном ущемлении венгерских крестьян.

– Бедный крестьянин почти всегда становится жертвой политических пертурбаций. Но там винодельческое производство – почти промышленный сектор, в нем трудится более зажиточный класс…

Потом беседа перешла в русло ее семейных отношений – Верке стало скучно, и она намекнула на окончание аудиенции. Парторг все понял и попрощался.

Следующий разговор состоялся дома с Сусанной Георгиевной. Верка начала его сама и вскоре убедилась: со свекровью кто-то хорошенько побеседовал, и она знает о предстоящей командировке невестки. А потому женщины не стали обсуждать Веркино право на материнство, зато хорошенько поговорили о Коленьке. Так решилась проблема с сыном.

Оформление заграничного паспорта и других документов потребовало не так уж много времени. К сентябрю все было готово, и, как и обещал неизвестный чиновник, ее вызвали на инструктаж. Потом последовало приглашение в областной комитет партии, потом – в Москву, в ЦК КПСС. В конце сентября ей выдали записочку, с которой она пошла в агентство «Интурист» и купила билет на поезд до Будапешта.

Заводчане намекнули главному технологу на сабантуй по случаю отъезда в загранкомандировку, но Верка никак не откликнулась на это предложение, наверно, в душе еще не перегорела горечь вынужденного увольнения. Вечером она встретилась с Катей, и та поддержала ее нежелание праздновать отъезд. Ах, какая же это была чуткая, умная и преданная подруга! Женщины проговорили всю ночь, пожалуй, затронув все грани своей жизни.

В канун отъезда позвонил Семен, извинился за навязчивость и, как и в первый раз, предложил встретиться, но уже не на улице, а в привокзальном ресторане. Это настроило Верку на противоречивые воспоминания. Едва они сели за столик, как все пришло в норму: перед ней сидел друг, не только спасший Коленьку в бушующем море, но и вытащивший ее из мерзкого болота. Верка, словно извиняясь за свои первоначальные чувства, начала разговор первой:

– Семен, я знаю: ты можешь действительно сделать многое, но меня не оставляет в покое: как все же тебе удалось не только выжить, но и найти свою нишу в этой жизни? Я думала, что Победа сыграла с тобой злую шутку до конца твоих дней.

– Пожалуй, в этом нет ничего особенного. Меня спасли моя профессия разведчика и везение: ко времени нашего ареста правоохранительные органы уже год безуспешно разыскивали похищенное оружие. Произошло это в одном из южных городов. Преступники совершили дерзкое нападение на клуб ДОСААФ, где хранились десятки наганов и тысячи патронов. Сторожа зверски убили, а оружие и боеприпасы бесследно исчезли. Когда меня взяли в оборот по этому делу, я, конечно, легко доказал свою непричастность и на радостях предложил следователю сотрудничество. Мурыжили меня очень долго, но, видимо, сверху оказывали сильное давление на закрытие дела, и моя помощь вселяла некоторые надежды. Примерно через неделю меня вызывают на очередной допрос и посвящают в план. В общем, как нетрудно догадаться, мне надо было внедриться в одну преступную группу, действующую в Ростове-на-Дону. Ребята там подобрались крепкие, умные, хитрые и осторожные, занимались они не воровством, а контрабандой. Имелись сведения, что «ростовчане» готовили группу для перевозки за рубеж крупной партии драгоценностей, и им как раз требовалось малогабаритное оружие.