Наталья Горская - Дендрофобия

И чего вдруг так потянуло к ней? Ведь самая вредная категория женщин! Да и о чём говорить с ней, если она всю жизнь прожила в захолустном городишке, разве только в институт ездила учиться в большой город, тогда ещё Ленинград? Она же совершенно не знает жизни, и выше всего ценит семью и домашнее хозяйство… Ага, а ты, стало быть, жизнь знаешь? А то! Ещё как знаешь! Видишь её воочию каждый день, а не с экрана телевизора или с газетных страниц, откуда её жадно глотают недостойные. Но так вдруг надоела эта самая жизнь, под которой мэр понимал бесконечные пьянки под видом банкетов, презентации с кучей чёрствых чиновников и ждущих благодарности спонсоров, всякие заседания и совещания, бессонницу, страх, связь с криминалом… И жгучий тайный стыд за эту связь. Иномарки, дачи, бары и ночные клубы, набитые безотказными прожжёнными бабами, опять совещания и заседания, выслушивание бесчисленных жалоб и выговоров, когда голова раскалывается с похмелья. У каждого свои представления, что такое настоящая жизнь. И какое бы разнообразие не входило в эти представления, человек иногда устаёт от неё. И это разнообразие вдруг представляется потоком неотличимых друг от друга однообразных дней. Хочется чего-то совсем другого, тихого и упорядоченного. А потом и это проходит, так что совершенно перестаёшь понимать, что же такое жизнь.

Что есть жизнь – никто не знает. Кому-то пределом мечтаний видится статус усталого взяточника средней руки в какой-нибудь администрации непонятно чего, где место под солнцем зависит от размера взятки. Где состоятельность жизни определяется тем, на что эта взятка потом была потрачена и насколько интенсивно пропита. А по сути – болото болотом. Скукотища! Иные дураки сюда хотят нырнуть, думают: вот она, настоящая жизнь! А жизнь опять ускользнула куда-то, опять она где-то не здесь. Потому что слишком часто мы живем ненастоящей жизнью. Её определяют другие люди, под которых мы подстраиваемся и от которых ждем признания. И не принимаем себя, если эти «временно значимые» для нас люди не принимают и не замечают нас.

Арнольд Тимофеевич был из тех людей, которые тайно воюют то со сердцем, то с разумом. Такой человек всё время о чём-то сожалеет, маскируя это шумной самоуверенностью и излишним самодовольством. Откажется ради доводов рассудка от каких-то безумных приключений, от желанных встреч и влечений, а вскоре уже корит себя за обретённый покой – зачем он тебе? Неужели в глубине души ты этого и хотел? Стоило ли ради этого принимать трудные решения, ломать и подавлять себя? Не лучше ли было окунуться с головой в самый омут человеческих страстей и фантазий? Окунувшись же, начинает ругать себя за утрату комфорта и уюта в душе. На какую дорогу ни поверни, а всё одно потом будешь жалеть о выборе, будешь оглядываться на пропущенный поворот.

Ещё недавно он жалел, что когда-то ради определённой выгоды впутался в отношения с самим Авторитетом. А теперь думал, не посвятить ли себя скромной и честной жизни с такой же скромной и честной Варей. Ещё в Англии поймал себя на мысли, что скучает без неё. Даже страшный сон увидел, будто она замуж вышла в его отсутствие. Вот бред! Даже в молодости так не переживал: баба с возу, так и кобыле легче, а тут… Конечно, она – провинциальная женщина, и в её жизни не случалось ничего такого захватывающего. А зачем ей это захватывающее? Только для того, чтобы было кому-то рассказать? Разве мы только для того и живём, чтобы потом кому-то рассказывать о своих безумствах? Выдумывай, да рассказывай – большинство так и делает. Всё дело в том, чтобы было что рассказать детям и внукам. Им ведь не станешь трепаться про свои пошлые похождения. Кому они нужны, кого нынче ими можно удивить? Человек наделён воображением, и ему необязательно что-то испытать на своей шкуре, чтобы потом поделиться впечатлениями, а совершенно лишённые воображения люди верят в такие сказки. Сколько раз сам Арнольд Тимофеевич расписывал про себя чего-нибудь этакое, чего и не было никогда, а все слушали, разинув рты. Даже Варя.

Ах, Варя-Варя… Конечно, ей не хватает столичного шарма и европейской элегантности, да и зачем они ей здесь? Зато в ней есть что-то живое и сердечное… Откуда такие сантименты? Старость, что ли, начинается?.. Оссподя, а что в тебе-то самом такого элегантного есть? Обычный мужик из обычной деревни. Одел дорогой костюм, нахлобучил поверх него иномарку и вообразил уже о себе, бог знает, что! Это тебя бывшая жена заразила таким дешёвым подростковым стёбом…

Нет, надо им ещё палас выхлопотать в младшую группу, а то дети зимой по полу ползают, простужаются. Ага, сделаешь им палас, скажут: доставай пылесос! Этим бабам всё время чего-то надо! До чего ужасна эта женская черта всё постоянно обустраивать, создавать какой-то уют, который на самом деле никому не нужен. И почему бабы так отличаются от мужиков? Тем вот ничего не надо… Хотя, зачем бабе быть похожей на мужика?.. Вот влип… Да куда ты влип-то? Кому ты нужен, старый хрыч? Варвара тебя и просить теперь не станет ни о чём. А ведь ходила, говорила то про забор, то о площадке, и сразу настроение улучшалось от встречи с ней, а теперь вот и нос не кажет. А носик у неё такой хорошенький, аккуратненький! И ямочки на щеках, особенно, когда улыбается или смеётся. Он-то считал, что она – слабая и нерешительная, а она добилась-таки, чтобы появилась хорошая детская площадка! Наверняка, ходила к жене этого… зверюги. Додумалась, к кому обратиться. До отчаяния девку довёл, раз она на такое решилась! Хозяйственная, домовитая, беспокоится за детский сад как за собственный дом. Это другим ничего не надо, хоть последнее с них сдирай.

Может, фейерверк в её честь устроить? Нет. Она ещё больше станет тебя сторониться. Знаешь её столько лет, а вдруг выяснилось, что ни черта ты про неё не знаешь. Видел её каждый день, когда она ещё в школу ходила. Арнольд Тимофеевич тогда с первой женой жил, с Викторией Васильевной. Ездил каждый день в Горком, и Варя ему каждый день встречалась, когда в школу шла. Идёт такая маленькая, с бантиками в косичках, с ранцем и мешком на верёвочке для сменной обуви. Всегда кивнёт: здравствуйте, мол. Родителей её знал.

Она была поздним ребёнком. Мать её работала каменщицей, и детей, как сказали врачи, у неё не могло быть из-за тяжёлой работы. А когда ей было уже за сорок, то родилась вот Варька. Отцу её тогда было за пятьдесят, как Арнольду Тимофеевичу сейчас. Родители любили её так, как люди сами себя не всегда любят: лелеяли и пылинки сдували. А теперь она одна на всём белом свете осталась. Мать её перед смертью всё тревожилась и говорила:

– Вот помру, так Вареньку-то нашу не обижайте. Она же у нас такая беззащитная.

Нет, женщина из такой семьи за какого-нибудь похабника или пьяницу не пойдёт. Такая будет искать мужчину, с которым можно чувствовать себя защищённой от всех невзгод. А где она сейчас такого найдёт? Сейчас мужики сами не прочь за бабой от жизни спрятаться.