Виктория Волгина - В чужом пиру

– Ты течёшь, как река, странное название…

Попав в Москву, я пошла к нему на свидание. Через много лет, но оно состоялось, когда я увидела сутулую бронзовую фигуру поэта на воспетой им улице… И с тех пор я лелею мечту идиотки: вместе с уличными музыкантами спеть возле него песенку об Арбате.

А ещё со мной что-то происходило, когда я видела Кремлёвские стены и башни, они действовали на меня необъяснимо. Никогда я не была ура-патриоткой и к существованию Кремля относилась без пиетета. Но возле него я чувствовала себя могучей, возле него возникало ощущение покоя. Я долго не понимала, откуда это берётся, не из-за высоты же стен и башен? Но потом, кажется, додумалась: наверное, это генная память, наверное, прав был Карл Юнг с его коллективным бессознательным. Иначе откуда чему взяться? Это стучала в моё сердце, как пепел Клааса, память далёких моих предков, для которых Кремль был реальной защитой и крепостью.

А может, это прорывалась память давно покойного моего отца, нищего крестьянского сына тульской губернии, на заре советской власти ушедшего пешком, как Ломоносов, за образованием в Москву? Учась, он жил тем, что на рассвете собирал на близлежащем рынке оброненные покупателями монетки, а вечером разгружал вагоны на товарной Москве. Он вынес всё, и Москва вывела его в люди, дала ему, вечно голодному, вместе с образованием кусок хлеба. Наверное, не раз смотрел он на звёзды кремлёвских башен, и были они для него и надеждой, и защитой, и счастливым будущим… Всю жизнь не прерывалась его связь с этим городом: по работе он бывал в Москве каждый месяц. И ни у кого из подружек не было таких игрушек, как у меня с сёстрами. Потому что – из Москвы!

А может, всплывала более поздняя память моего дяди, мальчика-сироты, сына репрессированного отца – моего деда? Дядю тоже Москва приютила и дала образование. Наверное, и он с надеждой смотрел на свет кремлёвских звёзд.

Или это говорила во мне память его сына, моего двоюродного брата, учившегося в Москве в шестидесятых и ставшего москвичом? И ему, студенту, а потом и профессору, о чём-то шептали башни Кремля? Родственные связи с братом утрачены, но вот пришло время, и Москва напомнила о них.

Позже, после нескольких лет проживания в ней, Москва подарила мне ещё один привет из прошлого. Именно в ней нашлась Атлантида, так страстно искомая мной и подругой-островитянкой. Когда я услышала по телефону совершенно не изменённый временем и по-прежнему дорогой голос, то поняла, что Москва для меня – город, где осуществляется связь времён. Она – мостик из прошлого в настоящее и будущее. И возник экспромт:

Прошло три недели Лериной безработицы. Финансы её пели романсы. У Ольги она уже жила в долг. На четвёртой неделе состоялось собеседование, положившее конец Лериным мытарствам.

От отчаяния Лера записалась на вакансию к двум детям – близнецам трёх лет (оплата была хорошей). К счастью, родители потом решили, что няня нужна одному мальчику. Пришедшие на собеседование две женщины – молодая, синеглазая, роскошная, с весёлым и энергичным лицом, и пожилая, интеллигентного вида – произвели на Леру приятное впечатление. Как оказалось потом, Лера на них – тоже. И вот совершенно неожиданно Лере открылся путь на Рублёвку, заказанный ей когда-то бывалой тёткой из первых её московских агентств. Синеглазая была мамой ребёнка, пожилая – её свекровью. Они отобрали Леру и ещё двух женщин на пробные дни.

Лере после ледяного Полининого дома их дом показался приютом тепла. Всё ей понравилось: простая демократичная хозяйка, интеллигентного вида хозяин, скромная старшая дочь, улыбчивая горничная, хорошенькие маленькие дети. Здесь было домовито и хозяйственно. И Лера постаралась, чтобы выбрали её. Так и случилось. Вскоре новая хозяйка Жанна рассказала Лере свою историю. Частью она дополнена матерью Жанны, частью – Ларисой, горничной.

Жила-была в одном городке ближнего зарубежья девица – краса по имени Жанна. Такая, словно вышла из былины: золотая коса до пояса, кожа белее снега, очи синее неба. И фигурою роскошна. Росла она вольно, родительскими строгостями необременённая. Семья её была по-своему замечательная. Родители были людьми увлечёнными: отец увлекался веселящими напитками и местными красавицами, мать – профессиональной слежкой за мужем днём, а ночью перестановкой и реконструкцией мебели.

Этим своим хобби мама частенько повергала в шок домашних и гостей.

Однажды отец захотел ночью в известное место, а выйти из комнаты не смог. Тщетно пытался он найти выход – везде была стена. Отчаявшись, замурованный начал громко выражаться. Оказалось, что жена в очередной раз решила переставить мебель и так увлеклась, что шкафом закрыла дверной проём. В другой раз пригласила она гостей и решила поразить их чем-то оригинальным. В журнале увидела интересный стол на низких ножках. Увидено – сделано. Была взята пила и длинные ножки обеденного стола укоротились вполовину. Но ножки стульев не укоротились. Когда гости сели за красиво сервированный стол, им пришлось очень сильно наклоняться за едой. В результате чего стулья выскакивали из-под них, и гости ногами вперёд въезжали под стол.

Увлечённые родители не заметили, как местный Соловей-разбойник, Одихмантьев сын, соблазнил их дочь, и в пятнадцать лет она оказалась беременной. Молодых поженили, в шестнадцать Жанна родила дочь Ангелину. Молодой муж оказался «мерзавцем» и «подонком», семью никак материально не поддерживал, но продолжал соблазнять других красавиц. Пришлось Жанне самой зарабатывать на жизнь. С подругой в одном пустующем доме они открыли шинок и торговлю самопальной водкой. Тем и жили какое-то время. Но дело это было опасное. Да и не собиралась Жанна всю жизнь прозябать в этом местечке. Планы у неё были далеко идущие. Грех не использовать богом данную внешность. Когда дочке исполнилось два года, а самой Жанне восемнадцать лет, она развелась с горе-мужем и поехала завоёвывать Москву. Держитесь, московские мужички! Яркая её красота ещё никого не оставляла равнодушным. Ангелина была покинута на родителей до лучших времён. Времена эти наступили через пятнадцать лет.

И вот Москва. Где устроиться в Москве девушке без образования, связей и знакомств? И Жанна устроилась на работу в парикмахерскую по наращиванию волос. Немало лысых и солидных пленилось юной густоволосой красой, но у Жанны было ещё время, она могла выбирать. Немало и бедных подмосковных парней сохло по ней, но зачем они ей, безлошадные? Только трудно в одиночку плыть в океане московской жизни, таки пришлось принять ухаживания лысого и солидного. Всё помощь и поддержка. Но любовь? Как жить совсем без любви хорошенькой и молоденькой? Поэтому были попутные романы. Немало их было за десять лет жизни в Москве, пока не случился, казалось, совсем незначительный эпизод.