Виктория Волгина - В чужом пиру

На исходе этой зимы Лера с ужасом думала:

– Неужели я смогу ещё одну зиму провести здесь, в этом пустынном надоевшем посёлке?

Но пришёл конец и ей, этой тяжкой зиме. Весна вместе с солнышком подняла тонус и настроение. Вновь возобновившиеся велосипедные гонки сняли боль в Лериной коленке, и она почувствовала себя человеком. Да и Дашины болезни пошли на убыль. Снова весёлая компания в прежнем составе прыгала на батутах, собирала цветы, ходила в гости. А впереди ждало лето, ждала её, её собственная, никому больше не принадлежащая жизнь…

Новая осень, по счёту третья, пролетела неожиданно быстро. Она была тёплой, затяжной, и многие дети из тех, что уезжали в начале сентября в Москву, задержались в посёлке аж до декабря. И поселковая жизнь бурлила до самой зимы. Потом – короткий декабрь, и вот Лера уже на зимних каникулах, которые неожиданно продлились на два месяца, – Марина уехала отдыхать за границу, Даша осталась у бабушки.

В этот третий год работы отношение Марины к Лере стало почти таким же, как и в первый год. Марина снова была доброжелательной, общительной, приветливой – такой, которая так нравилась Лере, которой она восхищалась. Что произошло, что изменилось, Лера не знала и молча радовалась обретённому в этом доме миру.

Даша научилась прилично читать и писать, с удовольствием учила стихи, и Лера была довольна тем, что смогла вложить в неё.

Она знала, что работает здесь только до лета, – Даша летом опять уедет к бабушке, а в сентябре пойдёт в школу. При другом, новом режиме Лера уже не понадобится. Конечно, будет грустно, конечно, будет трудным расставание с Дашей, Мариной, домом. Ведь три года из жизни не вычеркнуть. Ведь какая-то часть Леры уже вросла в эту чужую жизнь, и придётся рвать по живому. В какой-то мере Лера ощущала себя членом семьи, успела даже собак полюбить. Но так или иначе, эта её работа заканчивалась. Как сложится дальнейшая жизнь – Лера не знает. Но думает, что Москва ещё не отпустила её.

«Время летит на крыльях ветра»… То ли Лера сама это придумала, то ли прочитала где-то или слышала?

– Ну прямо японское что-то получается, – думает она. – Но что бы там ни получалось, стремительный полёт времени поглотил уже и первый, и второй, и третий, четвёртый, пятый год в Москве, вот уже шестой проходит… Когда же ты закончишься для меня, Москва?

Но Москва ещё цепко держит Леру, ещё не чувствует Лера, чтобы ослабла петля её лассо. Наверное, не все дороги пройдены, не все пороги перешагнуты, не полностью ещё осуществилась Москва в Лериной судьбе.

Лера вспоминает. Чего она хотела от Москвы? Заполнить свои пустыни? Это случилось. Столько новых людей и их судеб вошли в её оскудевший мир, окрасив его своими красками, что даже тесновато стало в нём. Но Лера всегда любила многолюдье.

Хотела очистить душу от скверны? И это случилось. Жизнь у Полины и на Рублёвке можно считать пребыванием в чистилище, и если Лера это выдержала, то с полным сознанием того. Полтора года было ей дано для очищения, и, кто его проходил, – знает, что это ох как нелегко.

Хотела пополнить бюджет? Конечно, пополнила и подняла голову, и стала на ноги, и подняла дочь. Но помимо желаемого Лера получила и многое другое: Лера научилась бесстрашно смотреть вперёд и не бояться жизни, в ней завёлся локальный перпетуум мобиле, который не даст Лере впредь замедлить шаг или остановиться. Так что Лера всё ещё на взлёте.

А что же другие персонажи повествования? Лерины любимые «жопомойки»? Няни? И те, кто стоял над ними и Лерой – их хозяева? Из всех многочисленных «жопомоек» Лера знает дальнейшую судьбу только пятерых, тех, у кого жила в разное время: Кати, Ольги, рыжей Лильки, Нины с безумной старушкой Кларой и Шуры, жены Аполлона. Ну о любимой Лериной Кате уже рассказано немало, ведь они в последнее время жили вместе. Остаётся только добавить, что Катя собирается совсем уехать домой, работает только до лета. Роль её при девочке, уже шестикласснице, сводится к тому, чтобы встретить её и сопроводить в кружки. Остальная её работа – это уборка, стирка, глажка, закупка продуктов, оплата счетов на две семьи – родителей девочки и её прабабушки. Катя от этого уже очень устаёт. Москва помогла ей сделать всё, что она задумывала: купить двухкомнатную квартиру в Энске, сделать там хороший ремонт, купить мебель, вставить (мечта и гордость энских женщин!) пластиковые окна. Да ещё появился некто, кто ждёт её возвращения.

Сноха, жена брата, живущая с Катей и работающая няней, тоже уже девять с лишним лет в Москве, но уезжать пока не думает. «Слишком много дыр», – говорит. Муж её в Энске строит квартиру, у сына уже двое детей, и её усилиями сыну куплен дом и машина, но, видно, перечень ещё не закончен. Сноха смеётся:

– Когда-то я думала поработать в Москве годик – и домой. Сказала об этом одному знакомому. «И не мечтай, – ответил тот. – Москва – долгоиграющая пластинка, я-то знаю».

Рыжая бестия Лилька после смерти параличной жены бывшего чиновника и красавца, уехала на неделю домой, чтобы потом приехать на новую работу, но на этой неделе с ней случился инсульт. Она была самой старшей из известных Лере «жопомоек». У неё отнялись рука, нога и речь. Видимо, паралич был лёгкий, потому что Лилька довольно быстро поднялась. Но с головой стало сильно не в порядке. Встретив на улице старую знакомую, она с ней полчаса разговаривала, а потом вдруг спросила:

– А вы кто?

Уже никто и не думал, что она снова поедет в Москву, но неугомонная Лилька таки вернулась в столицу. Как она там работает – неизвестно. Только однажды, позвонив знакомой и пожаловавшись, что её старушка всё куда-то бежит, Лилька сказала в трубку:

– Вон, видишь, видишь, опять побежала!

– Вижу! – ответила ей на полном серьёзе знакомая. Из её уст Лилькина фраза облетела всех энских. Последний год Лилька уже ездит только на случайные замены. И Лера думает, что дело не в деньгах. Просто для Лильки движение – жизнь, побег от старости, которая так бедна впечатлениями.

Красивая и горластая Ольга, у которой Лера прожила три года своих выходных вместе с вредной её бабкой Евдокией, живёт сейчас в Энске. После того, как преставилась Евдокия, она нашла новую работу и, как Лилька, на недельку уехала домой. Но неделька тоже не получилась. Дома её ждала неожиданность. Ольгина мать, которая по зимам и веснам жила у младшей дочери на юге, тоже пережила инсульт. Сестра срочно вызвала Ольгу, чтоб та перевезла мать домой и ухаживала там за ней. Ни о какой Москве уже не могло быть и речи. Богатая сестра обещала к Ольгиной пенсии, кстати, уже неплохой, ежемесячно высылать по десять тысяч, да к материнской пенсии по десять тысяч. Всё вместе получалось больше, чем зарплата «жопомойки». Лера летом, в отпуск, ездила в городок на родительские могилы и останавливалась у Ольги, в городке у неё никого не осталось. Квартира у Ольги красивая, украшенная многими московскими аксессуарами. Ольга сама всё так же красива, хорошо, по-московски одета. Но со здоровьем неважно. Она стала слепнуть, оба глаза затягивала катаракта, и предстояла операция. Марш Мендельсона поневоле утих в её душе… Вспомнили они с Лерой совместное московское житьё-бытьё, бабку Евдокию. На следующий день вместе сходили на кладбище, вместе поплакали… Через три дня Ольга проводила Леру на поезд.