Виктория Волгина - В чужом пиру

Большие скандалы сопровождались бросанием предметов и ненормативной лексикой. На полном серьёзе Полина кричала Лере:

– Я вас накажу!

Сильно доставалось тогда и ребёнку, который каменел в страхе. Леру ему на помощь мама не допускала. А если ребёнок тянул к Лере руки – била по рукам.

– А вы не вмешивайтесь не в своё дело! – кричала она Лере.

В такие минуты Лера думала, что сын для Полины – только обеспеченное настоящее и будущее. И по большому счёту была права. Полина не раз говорила Лере, как завидуют ей многие подруги из-за того, что она успела родить ребёнка от богатого человека. Все они мечтали подцепить богатенького на крючок отцовства, но не успели до двадцати лет, а теперь, двадцатидвухлетние, они для богатеньких стары, и родить им не от кого. Современный отхожий промысел удавался не всем…

Не было ничего удивительного в том, что мальчик предпочитал общество няни, а не мамы. Но и это бесило Полину:

– Не мама помощница у няни, а няня помощница у мамы! – пыталась объяснить она ребёнку положение вещей.

– Смотрите, не балуйте мне его, – приказывала Полина Лере. – Чтобы никаких ласк и сюсюканий. Это будущий мужчина. А то набалуете – что я потом с ним делать буду?

Лера не сюсюкалась. Но утром, встав с постелей, они с Принцем крепко-крепко обнимались и замирали на минуту. Это был их утренний привет друг другу.

Случалось и такое. Как всегда ночью, часа в три, придя домой, Полина вдруг начала трясти спящую Леру за плечо.

– Что такое? – не понимала спросонок Лера.

– Где обёрточная бумага? – вопросила Полина.

Лера оберточной бумаги вообще не касалась, но полчаса сладкого сна было отнято на поиски. Нашла бумагу Полина в ящике для обуви, куда, наверное, сама и положила. Заснуть после этого Лера уже не могла. А впереди её ждал бесконечный день с готовками, прогулками, уборкой, стиркой, глажкой, с закупкой продуктов, играми, чтением, купанием… Утром она спросила Полину:

– Надеюсь, сегодня ночью вы меня не разбудите?

– Нет, – улыбнувшись, ответила Полина.

– Почему у ребёнка на коленях царапины и синяки? – пытала Полина Леру.

– Он очень быстро бегает и часто падает.

– Он что – инвалид?

Ну что могла ответить Лера? Не умеют ещё маленькие дети владеть телом, пусть ей укажут того, кто рос без синяков на коленках. Только Полине ничего было невозможно доказать. Из-за каждой царапины возникали скандалы.

Лерин график работы был тяжёлым – двенадцать суток через трое, хотя Лере говорили, что она будет работать четыре дня в неделю. Как спасения ждала Лера выходные. С их наступлением она хорошо понимала состояние заключенного, бежавшего из тюрьмы. Где-то там, в подсознании, живёт мысль о неизбежном возвращении, но сейчас!.. В душе бурлит ликование, начинают со всей остротой проявляться краски, звуки, запахи, лица – начинает проявляться жизнь! «Свободна! Свободна!» – птицей из клетки рвётся крик.

И вот по дороге домой, к Кате, непьющая Лера покупала бутылку сухого красного вина, придя, выпивала её всю, чтобы даже намёк на существование Полины исчез из сознания, и на сутки засыпала. Утром следующего дня она была готова к продолжению жизни. Подышав оставшиеся два дня Катиным теплом, она, сжав зубы, снова возвращалась в свою тюрьму. Так, как птица Феникс, оживая на три дня и на двенадцать обращаясь в пепел, жила Лера у Полины.

И только общение с ребёнком скрашивало Лерину жизнь. Это существо своей открытостью, пытливостью, тонким душевным устройством напоминало Лере Маленького Принца. По существу он и был её Маленьким Принцем, которому она открывала Большой мир. «Няня, а сто, а кто, а почему, а зачем?..» Он вдумчиво осмысливал ответы. Когда бабушка спрашивала Принца, откуда он знает такие непростые вещи, он отвечал: «Моя Лера рассказала». Принц давал ей передышку, он вызвал у Леры целительный смех.

Утро. Принц сидит на горшке.

– Няня, моти, халетовая плитка!

– Не халетовая, а фи-о-ле-то-ва-я, повтори.

После минутного раздумья:

– Фи-ха-ле-то-ва-я.

Не фихалетовая, а фи-о-ле-то-ва-я. Повтори.

Весь напрягшись и покраснев от натуги, он выпаливает: Хи-фалетовая!

Лера падает с табуретки.

Они выходят гулять и уже издалека слышат рёв Толика, соседского мальчика.

– Что это ещё за вопли? – вслух думает Лера. И уже видит Принца, размахивающего пальцем перед носом рёвы и грозно спрашивающего:

– Это сто ее сё за вопли?!

Из всех её многочисленных питомцев он был, пожалуй, единственным, наделённым редким даром так понимать и чувствовать красоту. Он плохо ел, но если перед ним ставился новый изящный бокал, он в восхищении открывал рот, и уже можно было туда класть всё, что угодно. Увидев в газоне красивый цветок, он застывал:

– Няня, моти…

А если Лера показывала ему какую-то картину – пейзаж или натюрморт – радостно смеялся. И утешить его всегда можно было красивой вещью.

Принц был очень чутким. Однажды на Лериных глазах он в пух и прах разбил радионяню, приговаривая при этом:

– Горькая это работа!

Со всей очевидностью, это были слова Александры. Наверное, заспалась однажды несчастная Александра, не услышала сигналов радионяни и получила нагоняй от Полины по первое число. Всё поняв сердцем, кроха Принц отомстил, как ему казалось, источнику няниных слёз.

Этот ребёнок обладал редким обаянием. Удивительно, как к нему относились совершенно незнакомые люди. Если навстречу шёл пожилой мужчина, то обязательно гладил его по голове и заговаривал с ним. Если сам Принц с интересом за кем-то наблюдал, то этот человек обязательно подходил и давал ему конфету. Его из массы детей выделяли женщины разного возраста…

Однажды, под Новый год, Лера подошла с ним к ёлочному базарчику, где в центре стояла разукрашенная ёлка, и дети восхищённо глазели на неё. Принц тоже восхитился. Он застыл, открыв рот, и не мигая, смотрел на блестящего бегемотика у верхушки ёлки. И именно ему из множества детей кавказский человек снял с ёлки и подарил игрушку. «Видимо, это небесная компенсация Принцу за фактическое сиротство», – пришла к мысли Лера.

Она в общем-то заменяла ему и мать, и отца. Мать он видел очень мало и панически боялся. Отца любил, тосковал по нему, но тоже видел мало. Настоящим праздником была для него поездка к отцу. Но зато потом, по приезде домой, разыгрывались такие тяжёлые сцены, что Лера заболевала. Принц кричал, цеплялся руками за дверцы машины, его отрывали от них, он кидался на землю. К матери не шёл, и Галя, вторая няня, за руку подводила его к Лере. Лера подхватывала его на руки, давала какую-нибудь машинку, специально купленную ею заранее, и Принц утихал. Эти сцены повторялись каждый раз по его приезде. Полина от стыда вообще перестала выходить встречать сына, отправляя Леру, к которой Принц кидался.