Виктория Волгина - В чужом пиру

Годам к тридцати она сошлась с белобрысым верзилой, родила от него дочь, но тот так и не женился на ней и ребёнка не признал. Отец-солдафон выгнал «непутёвую» дочь из дома, и она скиталась по квартирам, в страшной нужде воспитывая дочь. Дедушка и бабушка со стороны отца (тоже солдафон и жена солдафона) внучку не признали и никогда ничем не помогли. Потом как мать-одиночка Таня получила всё-таки комнату в коммуналке. К этому времени её невозможно было узнать. Ещё совсем молодая женщина выглядела почти старухой. Каким-то образом окончив бухгалтерские курсы, по чьей-то милости устроилась работать в ресторан и вздохнула свободней – теперь хоть голодать не будут. Дочка между тем выросла, вышла замуж и ушла жить в семью мужа. Тане стало легче. Она смогла обменять комнату на квартиру. Но судьба не дала ей большой передышки.

Уже шли девяностые, в ресторане, как и везде, начался развал. Зав. производством взяла огромный кредит, вынудив Таню и ещё одну сотрудницу выступить поручителями. Выступили. А зав. производством вскоре бесследно исчезла вместе с деньгами. Таня продала квартиру, заплатив часть кредита, и уехала в Москву, в сиделки. Который год она кочует от одной умершей к другой умирающей, за гроши. Сердобольная коллега по ресторану, работавшая няней, пыталась устроить няней и Таню (больше платят), но беззубую Таню в няньки не берут, а вставить зубы не на что. Очень уж кусаются нынче зубы! Сколько ещё у неё достанет сил работать и что она скопит? Сейчас ей уже шестьдесят, и она бомж.

Есть история Нади, которую она сама рассказала Лере. Надя попалась в лапы аферистки и выступила поручителем. Но квартиру не продала, смогла противостоять обстоятельствам, хотя тоже уехала в Москву. Два года подряд работала она вместе с таджиками дворником, спала в подъездах, и кормили её жильцы, ставя остатки еды на подоконники. Всё, что получала, каждую копейку, Надя отправляла в банк на погашение долга и через два года выплатила всё. За это время почернела кожей, сама стала похожа на таджичку и приобрела большие странности в характере. После ушла в «жопомойки».

Первый её хозяин исчез на целый месяц, закрыв Надю в квартире с парализованной матерью и оставив только забитый едой холодильник. Надя решила, что её взяли в рабство, и пыталась робко кричать у дверей «караул!» Но очень боялась московской милиции, рыдала и чуть совсем не сошла с ума. Она знать не знала, когда её освободят и освободят ли вообще. Просто заперли её без объяснения – и всё. Но через месяц хозяин, слава Богу, появился и объяснил, что от них убегали все сиделки, а ему срочно нужно было уехать. Надя тоже сразу убежала, без расчёта. Она и по сей день работает в Москве в той же должности.

Галина в Энске работала небольшим начальником и вынуждена была уехать в сиделки из-за дочери. Дочь занялась бизнесом, набрала больших кредитов и пошла в гору, но «прогорела». Она с мужем уехала в Москву вскоре после матери. Всё, что Галина зарабатывает, отправляется на погашение долга, кормят её дочь с зятем. Свой номер телефона Галина не даёт даже подругам по цеху, боясь рассекретить детей-подпольщиков. Спасает их от тюрьмы.

С Мариной, тридцатипятилетней женщиной, которая приезжала из Энска на временную замену, Лера познакомилась у Кати. Марина рано осталась сиротой. Её родители-пьяницы скоропостижно умерли, чем-то отравившись. До взрослого возраста довела её тётка. Об образовании речь не шла – надо зарабатывать на жизнь. Стала работать, неплохо зарабатывать, нашёлся жених. Замужество, ребёнок – всё как у всех. Но муж оказался потомственным алкоголиком, и она прожила с ним всего несколько лет. Потом одна, без какой-либо помощи воспитывала дочь.

Примерно лет через пять познакомилась с мужчиной, разведённым и бездетным. Поженились. Второй муж был очень деятельным, «рукастым» – хорошим механиком. Он организовал свой автосервис, и в 90-е годы семья жила безбедно. Марина родила ему сына. Счастливая жизнь насчитывает примерно двенадцать лет.

Потом счастье рухнуло – мужа увела молоденькая беженка то ли из Азии, то ли с Кавказа. Марина боролась как могла – била соперницу, старалась получше накормить и напоить мужа. Но напрасно – муж ушёл к беженке и унёс с собой материальное благополучие. Марина как бы второй раз осиротела. Старшей дочери, оканчивающей отличницей школу, надо поступать в институт. У сына начался самый нехороший подростковый возраст. А в городе работы нет. Как содержать детей? От этих мыслей раскалывалась голова, начинались истерики, и однажды дочь вызвала «скорую». Марину отвезли в местную психиатричку.

Когда вышла из больницы, решила ехать на заработки в Москву. Иначе не выжить. Она могла положиться на старшую умницу-дочку, уже поступившую в институт на заочное, и оставить сына на неё. Но надолго оставлять боялась, поэтому ездить решила на замены. Но даже за те месяцы, что не была дома, сын стал отбиваться от рук. Учителя буквально набрасывались на Марину, когда она приходила в школу. Марина только опускала голову, не ездить – значит умереть с голоду. Помощи сироте ниоткуда никакой. Бывший муж под влиянием новой молоденькой жены интереса к сыну не проявлял. Так и ездит Марина туда-сюда и обратно, не видя конца своим путешествиям.

Лиду Лера знает с детства, когда-то были соседями. Ей сейчас шестьдесят два года. В Москве она уже лет десять. Уезжать ей некуда. Не найдя в Энске подходящей кандидатуры в мужья, она в тридцать лет родила себе сына. Безумно его любя, положила на него жизнь, дала образование, женила, купила в кредит квартиру и уехала в Москву зарабатывать для него деньги. Сын решил «расширяться» и уговорил мать продать её квартиру, мол, «потом приедешь жить к нам, будешь внуков нянчить». Лида продала квартиру, отдала сыну деньги, сын «расширился», но «потом» так и не наступает. Время идёт, внуки выросли, нянчить некого, сын женился вторично, его молодой жене Лида не нужна. Все Энские знают Лидину историю и перешёптываются, что Лидке «светит» богадельня.

С Зоей через других энских Лера также познакомилась в Москве. Та ухаживает за дедом. Каждый раз, ровно в одиннадцать часов ночи, тишину дома будят разливы баяна и голос деда:

– Зоя, идём петь!

И Зоя до часу ночи поёт с ним, иначе впереди ждёт кошмар. Иногда дед кричит ночью:

– Зоя, иди скорей, я тебе что-то покажу!

Зоя прибегает и видит обнажённые гениталии деда.

– Петрович, – укоризненно качает она головой. – Как тебе не стыдно.

В общем, весёлая у неё жизнь.

Есть ещё три истории женщин, у которых Лера после Кати жила в разное время, – Ольги, Лили и Нины. Но о них будет рассказано подробно в отдельных главах. Жила она у них потому, что многие «жопомойки», если позволяли условия, делали свой маленький бизнес – пускали на квартиру. Пускали, конечно, только энских, «своих». Или же «своим» нужно было пожить, пока они не найдут работу, или же им нужно было время для закупки товара, или же, как в случае с Лерой, приходить на выходные дни. Разумеется, это был нелегальный бизнес. Нелегалки платили им – кто больше, кто меньше, тем самым хоть как-то компенсируя грошовые заработки. Хорошо, если квартиры были двухкомнатные, но зачастую нелегалки ютились где-нибудь на кухне.