Игорь Ягупов - Обманувший дьявола

Он долго сидел так, безучастно глядя прямо перед собой. Предутренние сумерки сменились сереньким осенним рассветом, а Андрей никак не мог найти в себе силы хоть что-нибудь предпринять с учетом того, что жизнь его вопреки всему все еще продолжалась. Впрочем, надолго ли? «Он будет наш. – Когда? – Скоро». Эти слова звучали в его голове, как шум прибоя, приливая к вискам с каждым ударом сердца.

Его вывел из оцепенения начавшийся мелкий, но частый дождик. Ветер сдувал крохотные, как будто пропущенные через пульверизатор, капли с их отвесной траектории и швырял в лицо Андрею. Почувствовав эти холодные удары, точно пощечины влажных и холодных ладошек, он пришел в себя и огляделся по сторонам.

Рассчитывать на чью бы то ни было помощь не приходилось. Да и объяснения того, как он оказался ранним утром на деревенском кладбище связанным возле разрытой могилы, заняли бы, пожалуй, слишком много времени. Надо было действовать самому.

Он скосил взгляд на оградку, о которую облокачивался спиной. Она была сварена из стальных прутьев. На одном из них, как заметил Андрей, сварщик напустил потеков расплавленного, а теперь застывшего драконьим хребтом, металла. Изловчившись, Андрей подобрался спиной к этому пруту и стал перетирать веревку на руках о стальные гребни. Дело оказалось непростым. Веревка то и дело соскальзывала в сторону, и Андрей вскрикивал от боли, в кровь обдирая кожу об острые заусенцы прута. В конце концов ему удалось высвободить руки. Забыв на мгновение обо всех своих страхах, он с чувством блаженства стал растирать затекшие кисти.

Освободить ноги на удивление оказалось намного труднее. Как ни старался, Андрей не мог развязать хитрый узел, намертво затянутый проклятым стариком. Срывая ногти, он изо всех сил пытался уцепиться за веревку, тянул и тащил, но у него ничего не выходило. Чтобы достать до лодыжек, ему всякий раз приходилось сгибаться вдвое. И каждый подобный наклон вызывал острый приступ тошноты – настолько сильный, что порой приходилось тут же вновь откидываться назад и лежать несколько минут на земле, заходясь выворачивающим наизнанку кашлем. Пробившись так добрых полчаса, он опять подполз к оградке, повалился на спину, приподнял ноги и стал перетирать веревку все о тот же прут со сварочными наплывами.

Полностью избавившись от пут, Андрей с трудом встал на ноги и огляделся. Взрыхленный круг земли на месте воронки с червями, вызывал в нем непреодолимый ужас. Ему хотелось только одного – поскорее убраться отсюда куда-нибудь подальше. Он собрался уже уйти, когда взгляд его упал на разрытую могилу. Она ощерилась, словно распяленный в беззвучном крике рот, взывающий о помощи, сострадании и справедливости.

Андрей выругался. Только этого ему не хватало, этой детской сентиментальности. Какое ему, в сущности, дело до покойников, сваленных друг на друга в этой могиле? Может, это они только что цеплялись за него руками, стараясь утащить к себе под землю?

И все же он не смог уйти. Он поискал взглядом лопату. Она лежала у самого края взрыхленного круга. Содрогаясь от страха и отвращения, Андрей на четвереньках подполз поближе и боязливо вытянул вперед руку, ожидая, что вот-вот из-под земли вынырнет полуразложившийся труп и схватит его, чтобы утащить вниз, в самое жерло бурлящей червями воронки. «Скоро он будет наш! Скоро!» Однако ничего страшного не произошло. Андрей дотянулся до краешка черенка и осторожно подтащил лопату к себе.

Шатаясь от усталости и постоянных приступов тошноты, он кое-как закидал землей им же самим разрытую могилу. Он даже постарался утрамбовать образовавшийся на ее месте холмик, плашмя колотя по нему лопатой. В утренней деревенской тишине удары звучали неправдоподобно громко, отдаваясь гулким бесконечным эхом. Этот звук взбодрил Андрея, и он с азартом колотил и колотил по мокрой и липкой земляной куче, пока тошнота не победила его, заставив упасть на колени и в очередной раз зайтись приступом удушливого кашля. Отдышавшись, Андрей поднялся с земли и отбросил лопату в сторону. Уже собираясь уходить, он еще раз взглянул на могилу. Имя на кресте заставило его вздрогнуть. Возможно, теперь, оно в большей степени соответствовало действительности, чем раньше. Так или иначе, но Пров Киржаков на самом деле был теперь где-то там, куда указывало закопанное в землю основание креста. И все же то, что над могилой невинно погибших людей было начертано имя их убийцы, показалось Андрею несправедливым. Нет, он не мог уйти отсюда, не поставив во всем этом деле последнюю точку.

Не зная в точности, что же он ищет, Андрей стал бродить вдоль соседних могил. Возле одной из них на глаза ему попалась перепачканная белой краской стеклянная банка. Наверное, кто-то подновлял оградку. Он поднял банку, перевернул и вылил натекшую в нее дождевую воду. Оставшийся на дне пигмент давно засох. По крайней мере, сверху. И все же Андрей решил попытать счастья. Подобрав с земли обломанную веточку, он расковырял ей засохший слой. Под ним оказалось немного жидкой краски.

Андрей вернулся к столь тщательно зарытой им могиле. Вначале он попробовал писать веточкой, которой ковырял в банке. Но у него ничего не вышло. Она лишь неприятно скребла по почерневшему дереву креста, почти не оставляя следа на его поверхности. Тогда Андрей макнул в краску указательный палец. Уже поднеся его к кресту, он на миг задумался: ведь он так и не узнал имени того несчастного, которого похоронили здесь под именем Прова. И все же Андрей нашел выход. Прямо поверх выцарапанной на кресте надписи он крупными и кривыми белыми буквами вывел: «Поморцев Николай Сергеевич».

Восстановив, как смог, справедливость, Андрей вытер палец о жухлую и мокрую от дождя траву, подобрал валявшуюся на земле куртку – к счастью, Пров так и не взял его паспорт и бумажник – и, шатаясь, побрел по кладбищенской аллее прочь.

Спотыкаясь и время от времени останавливаясь, чтобы передохнуть, он вышел на проселок и направился к видневшейся вдали деревне. Вряд ли он сейчас смог бы найти обратную дорогу к железнодорожной платформе. К тому же он не знал расписания электричек. Было абсолютно бессмысленно ждать, когда там остановится одна из них. А из деревни он всяко сможет выбраться в город.

Вся его одежда была покрыта грязью, а в грудь как будто загнали кол. Левое плечо немело, затягиваясь тупой тянущей болью, сползающей по руке все ниже и ниже. Горло сдавливали постоянные спазмы. И ему то и дело приходилось останавливаться. Он сгибался вдвое, заходясь удушливым кашлем, как будто хотел выплюнуть упорно не желавшее работать как следует сердце. Ноги были, как ватные. И периодически, чтобы не упасть, он вынужден был опускаться на корточки, опираясь о землю руками. Он нагибал голову вниз, к самой земле, но тут же вновь вскидывал ее. Он почти физически ощущал копошащихся под слоем земли червей. Они готовы были впиться в его тело, чтобы ползать и извиваться внутри, протискиваясь между его гниющими и разлагающимися органами. «Лучше что угодно, только не туда!» Эти слова Прова звучали у Андрея в голове. Теперь он был с ними согласен. Он понимал старика, как понимает приговоренный к смерти вопли того, кого ведут на казнь перед ним.