Владимир Токарев - У каждого своё детство (сборник)

Когда я пришёл в дом, все взрослые были в сборе; был даже Николай, успевший уже возвратиться с моих безуспешных розысков.

Разглядев, что я жив и здоров, взрослые подняли шум.

– Ты где был? Ну, говори же! – подойдя ко мне, шумела баба Катя.

– Мы его блукá ли, блукáли (искали, – примечание автора), а он – возьми да сам прийди! – тоже почти кричала баба Люба.

После того, как я порассказал, где прятался, баба Люба объявила нам с бабушкой:

– Вот что. Давайте собирайте завтра чемоданы и уезжайте. Хорошего помаленьку!

На следующий день мы уехали, пробыв в гостях у Авдеевых совсем не то время, на которое приезжали.

Вернувшись в Москву прежде времени, я не без большого удовольствия для себя узнал, что фамилия моя теперь будет другая – Токарев. Прежняя фамилия моя была – Галкин. Фамилия мамы, девичья фамилия её, была – Галкина, отца фамилия – Токарев. Вне всякого сомнения, прожив в не зарегистрированном браке до моего почти семилетнего возраста, мои родители решили узаконить свой брак, зарегистрировать его; не только я приобрёл новую фамилию, но и, как оказалось потом, мама. Вместе с тем, в такие детали, хорошо помню, я не стал вдаваться тогда, единственно радуясь тому, что меня не будут теперь дразнить сверстники – «Галкой – палкой» или же по-другому – «Галчонком».

Сразу – не сразу, не знаю, меня отправили в деревню Богачёво. Мама или баба Клава, – кто-нибудь из них, – взяли свой отпуск летом, и мы поехали.

Летняя жизнь в этой деревне – это я уже хорошо видел своими повзрослевшими глазами – была менее интересной, в противоположность такой же жизни в деревне Сказово; например, за стеной, в другой половине прабабушкиного дома, постоянно проживали соседи, а в субботу, вероятнее всего, в каждую, из Москвы приезжала в гости, так сказать, к прабабушке, целая куча многочисленных родственников бабы Клавы.

Несколько слов о соседях по другой половине – в прошлом всего – прабабушкиного дома. Как я выше говорил, в начале 50-ых годов половину дома своего и земельного участка прабабушка продала; если точнее, то это дело, по её, безусловно, просьбе, сделали сын её и сноха (мой дед и бабушка, баба Клава). Соседями стали бездетные супруги – Иван Васильевич и Елизавета Петровна Раевских. Было им уже в ту пору за 50 лет. Профессия их была – учитель начальных классов. Деревня Богачёво имела начальную школу, располагавшуюся, в частности, за околицей, и супруги Раевских устроились в неё на работу по профессии.

Соседи они были очень тихие. Забегая вперёд, скажу, у них была достаточно большая домашняя библиотека, очень напоминавшая собой в миниатюре – публичную, в частности, сельскую библиотеку. Жилая площадь соседей была, наверно, на 50 процентов заставлена, заметно высокими и довольно длинными, книжными стеллажами, сплошь наполненными – прямо от пола – книгами. Добавлю, книжные стеллажи покоились параллельно друг другу и примерно в 3 ряда. Выбирая себе книгу, человек мог «гулять» между их рядами. По-моему, у Раевских имелся даже каталог на эту свою библиотеку.

Однажды, примерно в 1963-ем году, я был у Раевских, и, помогая мне, Елизавета Петровна подобрала книгу мне, которая называлась «Звёзды над Самаркандом». Автора книги – я сейчас уже не помню. Ещё соседи, сколько я их знал, всегда имели кур. Лишь когда Елизавета Петровна стала совсем старой (Иван Васильевич умер намного раньше своей супруги), она перестала держать их. Содержались куры в одной второй части бывшего хлева, понятно, на стороне Раевских, – на их половине дома. Наша, прабабушки, одна вторая часть бывшего хлева отделялась от соседской – комбинированно: вначале от земли (хлев имел земляной пол) шла дощатая стена – метра 2 высотой, потом над ней, вторым ярусом, высилась стена из жердей, плотно прижатых друг к другу.

Эта высокая перегородка здесь, несомненно, была сделана для того, чтобы эти домашние птицы не смогли перелетать – во время какого-нибудь переполоха – со своей стороны бывшего хлева – на нашу. Куры эти, в летний период времени, когда я гостил – находился в деревне Богачёво, никогда не давали спать дольше девяти часов утра. Будил меня, очень хорошо помню, всегда не петух, сколько бы он ни горланил своё «кукареку», но какая-нибудь, снёсшая очередное яйцо, курица, почти безостановочно, назойливо-преназойливо кудахтавшая… Этот куриный шум, сквозь сон слышимый мной каждое утро, длился часами спозаранку, пока, наконец, не будил меня окончательно. Спал же я, можно сказать, всегда в сенях, в отведённом для меня месте. От бывшего хлева наши сени отделялись тонкой дощатой, не высокой перегородкой, в которую была вделана, тоже дощатая, из тонких досок, дверь. В частности, в 1956-ом году, да и не один год потом, сени вообще не имели потолка. В эти годы, в сенях, над головой возвышалась крыша, которая, хочется упомянуть, была покрыта дранкой.

Почему меня не укладывали спать в жилой, зимней части дома, в нашей половине его, – не знаю. Может быть, потому, что я никогда не жаловался на данное неудобство, – не жаловался, вероятно, по причине радости от пребывания – изо дня в день – летом, в деревне, на приволье…

Как-то раз (а речь идёт уже именно о лете 1956-го года) мне приснился в деревне Богачёво фантастический сон: будто я, не шутя, умею летать. Проснувшись, я решил сразу же проверить это. Быстро одевшись и сбегав куда надо после ночного сна, я тотчас вышел на крыльцо; необходимо сказать, туалет находился не на улице, не под открытым небом, но под крышей дома, уточню, – в углу бывшего хлева, на нашей, понятно, половине дома. На дворе было всё также привычно – очень тепло и солнечно.

Встав на самый край крыльца, там, где была боковая, отвесная стенка его, чуть присев, я сильно оттолкнулся ногами и, копируя взмахи крыльев птиц, начал быстро вверх – вниз махать руками. Камнем приземлившись на землю, я, помнится, был несказанно раздосадован. Повторив эти свои прыжки с крыльца ещё и ещё раз, и всё с тем же, разумеется, результатом, я понял полную лживость своего сна и махнул на него рукой.

Очевидно, был будний день, поскольку в гостях у прабабушки на тот час были только я да мама или баба Клава, – кто-нибудь из них; ну, например, баба Клава.

После завтрака я взял сачок для ловли бабочек и пошёл «на охоту» за ними. Одет я был в трусы и майку, на голове была белая панама, на ногах – сандалии. Инстинктивно побаиваясь выходить за калитку на деревенскую улицу, я стал «охотиться» в пределах сада – огорода прабабушки, уточню, имевшего пятачки земли, целиком предназначенные для игр, отдыха и загара. Ловил я бабочек – для доброй и сиюминутной забавы. Помнится, поймаю какую-нибудь «капустницу» или «шоколадницу», возьму в руку и начну её пристально рассматривать, – её тело и голову, потом уже крылья, для этого осторожно расправив их двумя руками.