Вадим Месяц - Стриптиз на 115-й дороге (сборник)

Я въехал на знакомую улицу, куда приезжал пару лет назад, когда жил здесь все лето в одиночестве. Мы с Джоном в тот мой визит совершили несовершимое, подняв из его подвала наверх два тяжеленных громоздких бойлера: глаза страшатся, а руки делают. Оба котла по-прежнему стояли на террасе у его дома на Уиллоу-стрит.

Я постучал специальной металлической стучалкой, висящей посередине двери, заметив, что дверь недавно перекрашена в матово-белый цвет и теперь светится в темноте. Мне долго никто не отвечал, и я уже начал злиться. Жена оставалась сидеть в машине. Из дома напротив вышел молодой парень, подошел ко мне и крикнул, что Джон сейчас в баре в начале улицы.

– Он просил меня тебе это передать, – добавил парень, и пошел, прихрамывая, назад, в гостиницу напротив.

Бар оказался совершенно пустым, лишь в углу у окошка ужинала какая-то немолодая парочка. Я спросил у официантки мистера Шултайза, и она тут же скривилась в брезгливой гримасе.

– Поищи его в сортире, – сказала она. – Он у нас чемпион города по пиву.

Действительно, Джона я нашел у писсуара. Он еле держался на ногах, но при этом приплясывал. Джон ничуть не изменился: в растянутых на коленях голубых джинсах, перепачканных краской и кетчупом, облупленных кроссовках, в розовой футболке со стершейся цифрой «9» на груди… Небритый, немытый, счастливый…

– О, Дыма ! – заорал он. – Пошли на кладбище! У меня есть отличное дело для нас с тобой.

– Ты, я вижу, не удержался, – рассмеялся я.

Джонни был пьян в дупель.

Он подмигнул мне:

– Я сразу после твоего звонка пошел в «Крошку Мэри». Мужчина должен отдыхать. Нам нельзя без отдыха. Пойдем скорее на кладбище! Не пожалеешь! Возьмем дома лопату – и пойдем.

Оказалось, он приговорен к общественным работам на местном погосте: Джона засудил сосед за ночные крики по телефону и вообще за шум.

– Я просто разговаривал с Эллен, – объяснял мне Шултайз. – Теперь должен подметать дорожки и убирать с могил завядшие цветы… Давай раскопаем мамашу этого Брауна… Я на суде пообещал ему… Сказал, что раскопаю его мамашу и спрошу у нее, зачем она родила такого мудака…

Сообщению я не удивился. Джон Шултайз всегда был чрезвычайно шумным пьющим человеком. Он знал два состояния бытия: пить или работать. Промежуточные варианты вгоняли его в депрессию. Один раз мы были вынуждены просидеть с ним целый день на Смит-Пойнт, приглядывая за моими детьми на пляже. Оба изнывали от безделья. Купаться нам было неинтересно, пиво на открытой веранде казалось чрезмерно дорогим. Рассматривать девушек в купальниках, несмотря на разнообразие форм и цвета кожи, нам тоже скоро надоело. Мы чуть не свихнулись в тот день от тоски, пока наконец не сдвинули вечером бокалы в ирландском пабе.

Я обнял брата за плечо и помог выйти из помещения. Народ недобро посматривал нам вслед. Джон кричал, что к нему приехал его европейский друг и что его реванш близок.

В доме тоже все было по-прежнему. Сразу у входа мы наткнулись на гору старых простыней, одежды и прочей мануфактуры, которую Джонни пускал на тряпки. Шултайз гордо пнул тряпье, расчищая дорогу. Наташа что-то прошипела за спиной.

Мы вошли в гостиную. Два года назад она была, как и сейчас, единственной в доме обустроенной комнатой. Шултайз обставил ее мебелью из комиссионок, вычистил камин, повесил на стену репродукцию обнаженной женщины Ренуара. Когда Джона навещала Эллен, у него всегда был сносный обед из полуфабрикатов. В остальное время он жил на «подножном корму», как олень.

Кабинет, куда он провел меня далее, также был завален горами старой одежды вперемежку с мемуарами политиков времен Второй мировой. На низком подоконнике стоял пузатый монитор компьютера, клавиатура располагалась на старом журнальном столике: отсюда, как я понял, мой друг вел в социальных сетях пространную переписку со всем миром. Меня обрадовало, что на стене висел наш совместный портрет, где мы оба сидели под ледяными струями водопада в соседнем парке.

– Помнишь, как дети прыгали со скал, Дыма ? – продолжал кричать Джон. – Ирландцы – бесстрашные люди. Такие же бесстрашные, как русские и немцы! Как твои дети? Они уже научились прыгать со скал?

Я улыбался старому другу: мы были похожи с ним своей подростковой дурью, не выветрившейся с годами.

Я вспомнил нашу прогулку по порогам горной реки, кишащей маленькими скоростными раками, похожими скорее на крупных насекомых, нежели на ракообразных. Подростки прыгали с обрыва в омут под руководством их безумного папаши: тот участия в экстриме не принимал, но жестко инструктировал своих мальчиков. Мы с Джоном от прыжков воздержались, решив, что из такого отчаянного возраста уже вышли.

Шултайз раскинул руки в широком хозяйском жесте:

– Давайте я проведу экскурсию по дому! Я установил джакузи на втором этаже. Хочешь принять ванну? – обратился он к моей супруге, но та пропустила вопрос мимо ушей.

Тогда он переключился на меня:

– Хочешь принять ванну, Дыма ? – И без перерыва продолжил: – Кевин, где ты? – Кевин? – Он обернулся к Наташе доверительно. – Это мой работник. Я нанял себе работника.

– Ты делаешь успехи, – ответила жена. – Как давно ты купил этот дом?

Джон на секунду задумался:

– Три года назад… Но вы еще не видели мою вторую гостиницу. Я решил сделать гостиничный комплекс. Вы будете там ночевать. В моей master bedroom, – заголосил он довольным голосом. – Присоединяйтесь. Это отличное вложение денег: минеральные источники… вода, богатая серой… лесной воздух… Компания «Тошиба» берется за восстановление курорта. Вы ходили в купальни? Там музей. Храмы здоровья. Дыма , ты должен помнить. Ты делаешь сейчас хорошие деньги?

Я кивнул, поймав на себе недовольный взгляд Наташи.

– Пошли к столу, – вновь затрубил Джон, прошел первым на кухню и достал из морозилки большую бутылку Gray Gus. – Купил на последние деньги, – объяснил он. – В честь нашей дружбы. Сто баксов. Представляешь?

Я вновь обнял его, бормоча слова умиления. В комнату вошел Кевин, низкорослый, щуплый паренек в больших роговых очках. Он держался скромно и предупредительно.

– Из еды у нас есть хлеб и маргарин, – сказал он. – Я могу сделать тосты.

– Отличная жратва, – отозвался я. – К тому же мы не голодны.

Джон представил нам Кевина:

– Месяц назад комиссовался из Ирака – и сразу ко мне!

– Из Ирака? – заинтересовалась супруга. – Ну и как там?

К американским войнам последнего времени она относилась недоверчиво.

– Так себе, – сказал Кевин. – Но платят хорошо…

Он включил тостер и сунул туда два квадратных куска американского бутербродного хлеба. Джон тем временем порезал маргарин на несколько кусочков, положив под пачку старый спортивный журнал. Открыл бутылку и плеснул всем присутствующим граммов по сто: удивительно, но в его быту сохранилось четыре одинаковых стакана.