Леонид Васильев - Лесными тропами к истоку

Минутой позже Андрей разглядывал авто:

– Ух ты, ГАЗ -24! Борька, только не говори, что это не твоя!

– И не скажу… зарплата позволяет, вот накопил и купил.

– Ну, ты молодец, а что об этом молчал в прошлый приезд?

– Понимаешь, в прошлый приезд ее еще не было. А теперь купил, нужда – понимаешь?

– Что еще за нужда? – не унимался Соколов.

– Давай об этом чуть позднее, за столом, хорошо?..

– Хорошо, согласен, – кивнул головой Андрей.

Он помог другу выгрузить вещи, среди которых больше было подарков.

Приезд друга словно отрезвил Андрея, его печальное настроение сменила радость. Они сидят с другом плечом к плечу, пьют виноградное вино, вспоминая, напевают старинные песни. Как-то перешли на жизненные темы и, отвечая на вопрос Бориса, Андрей рассказал ему о своей незавидной житухе. А Борис успокаивал: «Обожди, время лечит раны, а правда она откроется. Вот вспомнишь мои слова!»

Пребывая в лирическом расположении духа, мужчины ощутили, что за накрытым столом не хватает милых дам, а поскольку поблизости была только одна мадам, друзья направились к дому Люси.

Но ссылаясь на поздний час, мадам Люси от предложения отказалась. Холостяки сочли ответ благоразумным, достойным статуса девушки.

Они, вернувшись на скамеечку, и не замечая ночной прохлады, продолжали общение. Борис, потушив сигарету, положа руку на плечо Андрею, рассказывал:

– Я о прошлой поездке матери поведал: о Люсе, о тете Наде и, знаешь, моя матушка заинтересована, чтобы я этих дам перевез к себе. Моей-то скучно одной, а с землячками им будет о чем поговорить, что вспомнить.

– Теперь понятно, для чего ты машину купил, – прозрел Андрей.

– Ты всегда был догадлив, мой друг. С Люсей, кажется, вопрос решен, а вот с матерью надо поработать.

– Боря, а ты пригласи Надежду Ивановну с гор на саночках – того…

– Хе-хе, скажешь тоже, – усмехается уральский жених.

– Об этом не беспокойся, – продолжал Соколов, думаю, девушка старую мать убедила. Она меня часто спрашивала: «Нет ли от Бориса Васильевича какой весточки?» Так что, скоро с вами придется расставаться.

И день прощания настал. Люся взяла с собой в дорогу только самое необходимое. Надежда Ивановна сидела на заднем сидении «Волги», опираясь на подушку, на которой при желании можно было и полежать.

Борис по-хозяйски заколачивал досками окна, двери.

Люся подошла к Соколову попрощаться, он заглянул в волоокие глаза ее и только сейчас понял, что теряет.

Она тихо сказала:

– Прости, что не так, уезжаю, присмотри за домом. Бог даст, свидимся…

Машина, набирая скорость, удалялась. Люди, собравшиеся проводить односелянок, махали им вслед, желая счастливого пути. Растроганная тетя Надя, плача навзрыд, вытирала покрасневшее лицо и кричала в окно: «Мы вас не забудем… Еще встретимся?!»

Проводив друга и соседок, Соколов остался с чувством одиночества и навалившихся на него неприятностей.

Люди встречаются, люди влюбляются, женятся, а у него такая вот холостяцкая судьба, ходить и коротать время в лесу, охранять природу.

Вот и сегодня с раннего утра, собрав рюкзачок с едой, егерь, посмотрев на пустой ружейный сейф, вздохнув, что придется идти на службу без оружия, тихо вышел из дому.

Он шел лесными тропами, минуя кустарники, болота, хвойные леса с гривками.

Наконец, Андрей остановился передохнуть у ручья. Напился прохладной воды и устало растянулся на траве, подсунув под голову рюкзак.

Лучи полуденного солнца пробиваются сквозь лесной шатер «бабьего лета» до самой земли. Что-то томное, одухотворенное тронуло душу Андрея, навевая волнующие стихи:

Андрей смотрит в синь неба, на падающую листву, думает: «Вот и осень уходит, „бабье лето“ скинет свой нарядный „халат“, и скоро польются ее холодные нудные „слезы“, а „бородатый север“ дохнет холодом, а там уж и зима „катит в глаза“.»

Снова бредет егерь Соколов лесными тропами и, вдруг, слышит неспокойное карканье пернатых хищников, Егерь идет на голоса и видит впереди бурую кучу. Приблизился. Перед ним лежит мертвая лосиха, удавленная петлей. Андрей обошел кругом, смотрит, а брюхо вспорото ножом, шкура свисает с боков. «Вот те на-а, – удивляется Соколов, – так вот почему коршунье кричит с вершин деревьев? Значит, здесь уже работает браконьер?» Где он затаился?

Соколов хотел крикнуть, да осекся: ему в спину ударил выстрел. Невыносимо обожгла боль. Егерь даже не успел оглянуться, как его сшибло с ног. Все померкло в глазах…

Очнувшись, Андрей долго смотрел вперед, лежа на боку, соображая, что с ним произошло. Тело дрожало от слабости, спина затекла, от потерянной крови кружилась голова. Он поднялся на колени и долго так сидел.

Уже смеркалось, постепенно жизнь брала вверх. Егерь, качаясь, пошел к торной дороге, поддерживал равновесие суковатой палкой. В полночь, вконец обессиленный, он упал под старой елью. Его из дупла увидела сова и грозно крикнула: «У-у, ух-ты!»

Обездвиженный предательским выстрелом в спину, егерь лежит под деревом на обочине дороги, прильнув щекой к земле. На него смотрит сова. Он слышит приближающийся топот копыт стада животных. Андрей приподнявшись, любопытно взирает на шум. И видит, что это не овцы и коровы, а стая волков… Сова, удивленно повернув кошачью голову, удивляется: «Ух ты?» Егерь ищет ружье, но оружия нет. Зверье все ближе, уже видны оскаленные морды, из клыкастых пастей свисают языки, испускающие голодную слюну.

Спасаясь, Соколов забирается на дерево, смотрит вниз.

Серые разбойники, не прочь пожрать человеченки, окружив дерево, встали хороводом и запели: