Леонид Васильев - Лесными тропами к истоку

Егерь смотрит на зверье сверху и удивляется, что морды-то у них человеческие: вот у зверя ростом пониже обличие Васьки Фытова, по прозвищу «Лесной клоп», рядом набычился с пистолетом на боку главный охотинспектор Горбатов, возле него стоит с фарфоровой статуэткой фронтовика Василия Теркина председатель районного комитета природопользования – Радузов, тут же, в наушниках летчика-вертолетчика, кому-то подмигивает Ливанский и по-собачьи лает начальник леспромхоза Крикунов.

Собравшиеся в стаю волки рады загнанной добыче, ждут, чтобы поскорее егеря съесть.

Над горой Исток полыхнула зарница, показалось что-то светлое, манящее. Андрей, щуря глаза, как будто видит ладонь былинного богатыря, того, который спасает Русь от грозящих бед. Андрюха видит будто и лицо его, что-то шепчут губы, не разобрать. Богатырь взмахом руки приглашает к себе… Егерь оглядывается и видит себя уже в храме, дивясь богатству позолоты, ярким светом восковых свечей и грозным ликам святых.

При всем этом раб Божий Андрюшка чувствует себя маленькой беззащитной букашкой. Он, вдруг, услышал пение.

Оно началось тихим, нежным аккордом, разрослось, расширилось в диапазоне и стихло, закончившись густым приятным басом.

Этим красивым голосом пел высокий, всегда опрятно одетый артист хора Володя Негельский. Его голос затушевывал все шероховатости и мелкие недостатки хора, объединяя все звуки в одно целое – густой благозвучный консонанс.

От копоти и ладана в церкви стоит туман: с ярко освещенной эстрады трудно различать плотную толпу народа: она только шевелилась, гудела, вздыхала. Хор однообразно гудел:

«Господи помилуй!»

Соколов молчал, с удовольствием слушая это стройное созвучие канонов пения. Голоса звучали свободно и легко, никто не напрягался и не выходил из себя. Баритона хотелось расцеловать за то, что у него такой басовитый бархатный, маслянистый сочный голос.

Колокольчиками звенели тенора и дисканты. Они словно плыли, качаясь на широкой волне, разливались все шире, становились сильнее, будто приближался великий девятый вал.

Наконец, гребень высоко поднявшейся волны звуков обрушился и разлился с грохотом и звоном.

Андрей четко различал лица певчих, когда-то бывших коллег-хоровиков. Они в черных плащах со свечами в руках: Копаев Саня, Тамарин Юра, Неврилов Витя, Кузинов Славка и другие…

Андрей кого-то спросил: «Какому событию посвящено молитвенное пение?»

Ему отвечали: «Ну, как же, егеря Соколова отпевают, вон, на катафалке гроб с телом, но может всесильный Бог вернет его к жизни?..»

Редкие и густые удары колокола, медленно падая с колокольни, сливались с пением хора – «Святый Боже, помилуй нас!».

За скалистой плешиной горы небосвод окрасился малиновым цвеом. Первые лучи едва показавшегося солнца осветили листву и отцветшие травы бисером и жемчугами холодной росы.

В это утро по дороге с сумкой и рюкзаком шла девушка – Уральская Вероника Николаевна. На попутке она доехала до поворота дороги в поселок Береговой и решила, не дожидаясь автобуса, идти прямиком лесной тропой, любуясь осенними красками природы.

Еще свежи в ее памяти государственные экзамены, выпускной бал… И вот наступило время самостоятельной практической деятельности.

Работа, лечение больных – дело ответственное, но знания, полученные в вузе, дают ей уверенность и профессионализм.

Честно сказать, ей хотелось работать в поселковой больнице Берегового еще и потому, что в нем проживал и работал друг ее брата – Андрей Соколов.

Соколову привиделась богатырская ладонь Истока, как будто тот пытался поднять парня на ноги.

Но это рука Вероники коснулась его лица. Егерь не мог слышать, как она подошла к лежащему на земле и вскрикнула, когда узнала в нем Андрея. Он был бледен и слаб от большой потери крови, но, усилием воли приоткрыл глаза. Обрадовавшись, Вероника в волнении поцеловала его, а затем, обхватив парня крепкими руками, громко и внятно спросила:

– Андрей, что с Вами?

Опухшие веки егеря расширились, он, еще не веря чуду встречи, пробормотал:

– Жанна, ты за мной пришла?

– Меня зовут Вероника! – сказала девушка.

– Ве-ро-ника? – заплетающимся языком пробормотал Соколов.

– Да, Вероника. Помнишь, мы познакомились у моего брата Архипова.

– Я об этом помню каждый день.

– Скажи, пожалуйста, что с тобой?

Из глаз Андрея выкатились мутные слезы, он, скрипнув зубами, прошептал:

– Выстрел в спину, я умираю…

– Это мы еще посмотрим. Вероника быстро сняла с себя теплую куртку, подстелила ее под раненого. Расстегнула саквояж с лекарствами, сделала обезболивающий укол. Проверив тонометром давление, снова бросилась к лекарствам.

Она помогла Андрею сесть и стала освобождать тело от окровавленной одежды. Спина посинела, опухла, пугая доктора множеством ран.

Вероника осторожно обработала кожу, перевязала и стала друга одевать, да невзначай спросила:

– Чем этот бандит стрелял?..

Андрей, услышав Веронику, медленно отвечал:

– Вскрытие покажет…

– Я вот тебе задам – вскрытие!.. Ты у меня жить будешь, потому что я тебя люблю! – Она, прибрав вещи, будто ожидая приезда «скорой помощи», обняла Андрея, согревая своим теплом.

А вот и яркое солнце поднялось над горой, будто богатырь Исток послал молодым энергию Веры, Любви и Надежды.

Не думал Андрей, что вот так здесь на мокрой траве встретится с Вероникой. Его истосковавшееся одиночеством сердце, согретое Вероникой, ожило, наполнилось светом и стремлением жить, любить, исполнять предназначенное судьбой служение долгу, которым живет весь Божий мир.

Глядя в синюю дымку, где возвышается скала, где по крутым плечам Истока бегут ручейки, философски звеня и переливаясь, раненый егерь думает о смысле жизни: «У каждого человека есть свой исток жизни… сначала – это детство, становление личности, определенность в профессии, а духовнонравственные аспекты определяют ценность человека в обществе».

Андрей, обещавший матери вернуться в назначенный срок, домой не явился. Мария Григорьевна провела ночь в беспокойстве, а утром нашла Филиппа и попросила взять мотоцикл Андрея и поехать на поиски сына.

Филиппок обнаружил друга на лесной тропинке под деревом с незнакомой девушкой и тут же, что есть духу, помчался за помощью.

Пока Андрей Спиридонович отлеживался в хирургическом отделении, поправляя здоровье после того, как доктор извлек из него полгорсти волчьей картечи, к нему приходили друзья, рассказывая новости: Умер мужик по прозвищу «Лесной клоп» – его задушила астма. Перед смертью он повинился священнику в грехах своих: «Я, батюшка, солярку из тракторов воровал, лосей давил петлями, егеря хотел убить, да не убил – патрон перепутал… Прости, Батюшка, раба грешного, освободи душу от тяжести совершенного».