Саша Филипенко - Красный Крест. Роман

Международный Комитет Красного Креста одновременно с этой телеграммой направляет Вашему Превосходительству письмо, чтобы дать дополнительные сведения по всей совокупности вопроса.

ГУБЕР

Международный Красный Крест

«Не отвечать».

Я прикусываю губу. Чаще бьется сердце. Мне становится понятно, что история, которую предстоит услышать, вряд ли окажется легкой. В этот момент чужое несчастье перемешивается с моим. Случается реакция, и срабатывает детонатор. Собранный наскоро мост вновь падает, и я вспоминаю о собственной жене. К горлу подкатывает комок. Сдавливает в груди. От нахлынувшего вдруг приступа начинает болеть пищевод. Я не хочу все это слушать – за последние месяцы я и так очень устал.

– Саша, с вами все хорошо?

– Да, кажется, да…

– Я хотела спросить, почему вы переехали сюда?

– Вы уже спрашивали…

– Я забыла.

– Я же говорил вам: мне кажется, что так будет лучше для моей дочери.

– Вы правда это говорили? Не помню. А что по этому поводу думает ваша жена? Женщины обыкновенно тяжело переносят переезды.

– А какая вам разница? – вдруг срываюсь я. – Вы же все равно ничего не вспомните!

– И все же…

– Моя жена не живет с нами…

– Давно?

– Уже шесть месяцев.

– Что случилось?

– Послушайте, а что вы лезете не в свои дела?! Кажется, вы хотели рассказать мне историю страха, а не узнать, почему я перебрался сюда. Я к вам в гости не напрашивался! Какое вам дело до того, что случилось у меня? Вам обязательно засунуть свой нос в соседские дела? А как вы тут устроились? А можно я взгляну? А почему вы переехали? А что думает ваша жена?

Я встаю. Оттолкнув картину, оказавшуюся у меня под ногами, иду к выходу. Взяв пакеты, я дергаю дверь и бросаю на прощание лишь грубое «Всего хорошего!» Соседский замок щелкает, и спустя мгновение я оказываюсь в собственной квартире. Пройдя в кухню, я раскладываю продукты и звоню маме. Счастливая бабушка рассказывает, что внучка провела прекрасный день. Была тихой, совсем не капризничала и с интересом играла с дедом. «Кажется, – констатирует моя мать, – она будет спокойным ребенком».

«Вот и отлично», – думаю я.

Сделав бутерброд, я открываю бутылку водки. Рюмок нет, поэтому пью из горла. Пищевод по-прежнему болит, но теперь с каждым новым глотком начинает действовать прекрасная, притупляющая всякую боль анестезия.

Прижавшись к стене, я думаю о рассказе соседки. Как бы я поступил на ее месте? Вписал бы имя жены в русский список? Думаю, нет. Впрочем, дело тут вовсе не в моем благородстве, но в том только, что я не успел бы все так быстро просчитать. Молниеносные решения, хотя я и футбольный арбитр, не мой конек. Я поражен ее быстротой. Так на поле действуют лишь самые великие футболисты. Иногда один отданный мгновением раньше пас может решить исход игры. Воистину, люди в сталинскую эпоху отличались феноменальной способностью просчитывать собственные риски. Думаю, я бы в жизни не догадался собрать подобный витраж. За секунду понять, что пленение мужа может отразиться на будущем дочери… о нет, я бы точно всего этого не просчитал…

Подняв бутылку водки, я предлагаю самому себе выпить за мужество одной советской женщины, а также за то, что в подобных обстоятельствах моя история закончилась бы уже в 1942 году…

Как и все последние дни, мне снится Лана. Мы собираем чемоданы. Судя по плавкам и маскам, нам предстоит полет на море. То и дело я переступаю через вещи и целую жену. На ней тонкое летнее платье. Даже во сне я помню, что мы купили его в Париже…

Наше первое совместное путешествие. Я все опасался, что закончатся деньги. Мы встречались уже больше года, но Лана по-прежнему казалась мне женщиной из другого мира. Прекрасная дама, которая (я и сам не понимал почему) все еще терпела меня. Всякий раз, когда мы останавливались у того или иного ресторана, я с ужасом думал, что вот сейчас-то и опозорюсь. У меня была отложена сумма на один роскошный ужин, но я наивно полагал, что он, как это водится, должен случиться в последний день путешествия…

Чемодан собран. Я принимаюсь застегивать молнию, но в этот момент кто-то звонит в дверь. Этот назойливый гость все звонит и звонит, а я понимаю, что если сейчас не закрою чемодан, мы не успеем в отпуск. Я повторяю: «Сейчас! Сейчас!», но кто-то там, за дверью, продолжает трезвонить и наконец будит меня.

Я открываю глаза. Мне кажется, что я спал всего час, но большая стрелка против десяти. Доброе утро, приехали грузчики. Там, за дверью, диван, шкафы и стулья.

«Сейчас, ребята, одну минуту!»

Мастера начинают собирать мебель, и, посчитав себя лишним, я спускаюсь вниз с чашкой кофе.

На улице моросит мелкий октябрьский дождь. Взявшись за прутья, словно осужденные, на машину, из которой вытаскивают коробки, глазеют детсадовские ребята. Я на свободе – они нет. Мальчишки, судя по всему из старшей группы, наблюдают за всем происходящим молча и внимательно. В тапках на босу ногу я переступаю несколько луж и подхожу вплотную к забору. Протянув руку между прутьями, один из парней по-мужски приветствует меня:

– Мы сегодня ели Сталина!

– Что вы делали? – с улыбкой спрашиваю я.

– Ели товарища Сталина! – по-прежнему со всей серьезностью отвечает малыш.

– Это как?

– Я ел голову, но она невкусная – там одно тесто!

– А я ел ногу, шоколадную!

– А я погоны ел и медали!

– Это как, парни?

– У нас сегодня у Люды Куницыной день рождения. Ее папа принес торт в виде товарища Сталина… он в цветочках и в гробу был, с шоколадом.

– Во весь рост, что ли, торт?

– Да-да!

– Да нет! – начинают спорить мальчишки.

– Да-да!

– Да нет же! Наша воспитательница сказала, что была в Москве в Мавзолее и что размером торт больше похож на Ленина, потому что тот маленький…

– Но торт-то вкусный?

– Не-а, «Киевский», с грибочками, лучше!

Я улыбаюсь, выбрасываю сигарету и, сделав последний глоток кофе, треплю парня по голове. Это все, что нам нужно знать об истории: тиран, который десятилетиями наводил страх на миллионы собственных сограждан, одним осенним днем обязательно превратится в салат или торт.

Почувствовав холод, я решаю вернуться домой. Поднимаясь по ступенькам, к ужасу своему, я вижу соседку.

«Черт бы ее побрал», – думаю я.

– Доброе утро, Саша!

– Ничего себе! Вы прогрессируете…

– Это все красный крест!

– Слушайте, я хотел извиниться за вчерашнее. Простите меня, я вел себя, как последняя истеричка…

– Нет-нет, не извиняйтесь! Я все понимаю. Мне не следовало задавать вам все эти вопросы. Вы правы, я часто лезу не в свои дела. Знаете, за эти годы я стала безразличной к человеческим страданиям – все они кажутся мне чем-то самим собой разумеющимся. Лично я никогда не встречала счастливых людей. Мне кажется, что таких и не бывает. А горем меня, к сожалению, сложно удивить. Так вы меня простите, Саша?