Валерий Петков - Оккупанты

– А я в соцобеспечение пошёл, узнать, может, пособие какое выделят. Они мне говорят, у вас жена богатая, владеет квартирой и сдаёт её. Как? Откуда такие сведения? У вас что – доносчики, стукачи? Никто с нами даже не разговаривал на эту тему! Вот у нас записано, в экран тычет пальцем. Вы что? Там живёт её отец. Квартира оформлена по дарственной на жену! Ой, да, вы правы. Тогда она мою пенсию пополам разделила и говорит: у вас превышает минимальную на десять латов! А почему вы равняетесь на минимальную, а не на нормальную, на какой-то мифический прожиточный минимум равняетесь? Таков закон, идите, не мешайте. И такое отношение, будто я ей в борщ плюнул, или она из собственного кошелька должна меня осчастливить в ущерб себе и стране. Через год примерно читаю в интернете, что минимум увеличили. Я снова в соцобеспечение, а там говорят: проведена индексация, и вам прибавка – двенадцать латов. Опять отодвинули! Специально? И везде надо ходить, узнавать. Налог на недвижимость. Пришёл в агентство. Совсем по другому вопросу. Выясняется вдруг в разговоре: да, с первого января вам скидка положена, как инвалиду-чернобыльцу, пятьдесят процентов. Отлично. Бумагу написал. Она говорит: срочно оплатите оставшиеся пятьдесят процентов, прямо сегодня, сейчас, потому что именно до сегодняшнего числа надо было проплатить. А откуда я об этом узнаю? Потом бегай, бумаги собирай, доказывай. Вчера нашёл информацию. Евросоюз рассмотрел не один десяток исков из Латвии на неправильные решения судов. А ведь суд – это власть! Постановили в Брюсселе компенсировать деньгами. Двести семьдесят семь тысяч латов. Почти четыреста тысяч евро! Кого-нибудь наказали? Нет, конечно.

Назначено было на десять утра явиться к семейному врачу. Рецепты надо было выписать, лекарства.

Зять прождал почти час.

Потом поехал в социальную службу.

Задвинье. Тихий район.

Зять не был здесь несколько лет.

Особнячки. Некоторые безуспешно продаются, многие разваливаются и вряд ли будут восстанавливаться.

Между домов – большие пространства зелёных газонов, аллеи умирающих чёрных лип, старые кусты сирени вдоль поредевших заборов. Патриархально и тихо. Здесь ещё живут призраки двадцатых-тридцатых годов прошлого столетия. Очень краткого периода расцвета и зажиточности. Идеальная ностальгия из сегодняшнего дня.

Он представил некую старушку, чьи лучшие годы остались именно там. Присела в потраченной молью накидке к изящному столику, накрытому истлевающей скатертью с кистями. Лампа, чашка тонкого фарфора, плетёное кресло – скрипучий ровесник, покосившийся от времени. Всё ручной, тщательной выделки, привычно состарившееся вместе с ней и «ржавыми» фотографиями на стенах.

Жизнь замерла в какой-то точке времени и захирела в стоячей воде упадка.

Когда-то здесь, на берегах Даугавы селились племена латгалов, ливов, куршей. Сильные и доверчивые люди. Жили на своей земле, ловили рыбу, охотились и защищали семьи, племя, кров – хорошие воины.

Нельзя было победить такой народ. Помогли захватчикам шантаж и подкуп. Испытанные средства. Племена стравили в междоусобице, заставили убивать друг друга пришлые ганзейские колонизаторы, насаждая свою религию, культуру.

Обычное дело – новые земли в стратегически важной точке – чужими руками.

Позже – шведы, поляки, немцы, русские в разное время правили здесь, превратили в батраков.

Потом – сплошная цепь рабства. Веками. У рабов рождались рабы.

Очень краткие мгновения свободы. Свободы?

Остались – дайны. Вспомнил одну, хрестоматийную:

Справа, над деревьями, высится огромная новостройка – дорогущий, железобетонный вигвам Национальной библиотеки. Мрачный «Замок света». Вызывает много споров – спрятана ли там антенна прослушки?

Может быть, и впрямь когда-то были на том месте жилища пращуров и пылали языческие костры, а сейчас под новостройкой, на большой глубине покоятся их кости, почерневшие лодки, ножи, топоры, изделия из кожи, глины – то, что не сгнило и как-то сохранилось.

А глыбища эта гигантская для книг – через восемь с лишним веков вознеслась над прошлым. Найдётся ли столько книг, чтобы заполнить этакую махину? И зачем она в век сплошной компьютерной информатики?

Трамвай петляет во времени, по району, практически на одном пятачке, двигается к Каменному мосту.

Потом поехал к Деду, затеял щавелевый суп варить.

Дед сидел рядом, ел маслины без косточек.

Астриса ушла смотреть телевизор. Музыка громкая из большой комнаты.

– Щас самое время для такого супа, – сказал Дед, – весной особенная охотка на него, кисленький. Летом он не так идёт, другой азарт.

Кран прикрыт, чтобы счётчик не работал, холодная вода еле бежит в кастрюлю, тоненькой струйкой. Зять чистил лук, морковь, картошку.

– Дед, вижу, появляется реальный аппетит.

– Конешна.

– Не смешите меня! – хмыкнула Астриса. – Я вчера его еле из кровати вытащила! Не хотел вставать. И за волосы не схватишь, лысина. А надо же двигаться.

– С врачом пообщался утром. Побывала в Австралии и вернулась. Учёба там была, – рассказал Зять. – Патриотом оказалась, хотя там теплее, а вернулась в Латвию.

– Я слышал, что она осталась, – возразил Дед. – Там, говорят, большой дефицит молодых женщин. Нарасхват. А хорошо, что вернулась. Не так тревожно, она про меня знает, про все мои болячки за много лет.

– Всегда лучше там где-то, где нас нет, кажется, что мы там нужны, – сказала Астриса.

– Дочь моя уже восемь лет в Ирландии. Муж, вся родня мужа уже скоро десять лет там, – ответил Зять.

– Скорей всего, они назад уже не вернутся. У каждого своя судьба, – посетовала Астриса.

– Да, это плохо, когда молодым приходится уезжать, – согласился Дед, – они бы здесь вполне пригодились.

– А вот ещё один рассказ. Летела со мной в самолёте женщина на свадьбу племянницы. От неё ушёл муж, оставил с маленькой дочкой. Лет десять тому назад было дело, может, больше. Ещё Латвия не была в Евросоюзе. В Риге работала зубным протезистом. Узнала, как ей сертификаты заполучить по специальности, подтвердить, курсы закончить. Оказалось, надо четыре тысячи евро и лет пять на это положить в Дублине. После приезда узнала. Откуда у неё такие деньги и возможности? Нашла в пригороде работу – овощи мыть и расфасовывать. Жильё дали, здесь же рядом, домик небольшой, немного из зарплаты вычитали за него, но приличное жильё. Вот она приходит утром, надевает сапоги, робу, перчатки резиновые до локтя – вода же кругом – и восемь часов вкалывает. Первые два месяца приходила и падала от усталости. Постепенно втянулась. Год прошёл. В отпуск полетела в Италию, отдохнула как человек, деньги есть. И вот много лет уже прошло. Прихожу, говорит, на работу, восемь часов отработала, и отдыхаю. Можно привыкнуть. И нормально себя чувствую, уже на минимальную пенсию заработала, восемьсот десять евро. Зарплата хорошая, вот летит на свадьбу, подарки хорошие купила. Дочка подросла, поступила в политехнический университет, машины у обеих, парень у дочери неплохой появился. Я её спрашиваю: а если бы сейчас пришлось это всё пережить? Не знаю, говорит, может быть, пять раз подумала, прежде чем ехать туда. Но люди едут. Просто они моложе, им легче. Готовятся, язык учат. Я вон на Рождество летел. Полный салон. В основном бабушки, дедушки, детки маленькие бегают. Воссоединяются семьи, хотят вместе отпраздновать. Везут неподъёмные чемоданы солений-варений – гостинцы домашние. И рассказы со всех сторон – мои там устроились, а мои там, а где ваши живут? Массовый исход. Налоги платят, выгодно оказывается налоги платить.