Вера Заведеева - Быть может…

Конечно, не сталинские времена, машиниста не расстреляют. Но все же что это? Погас свет. И вскоре стало как-то совсем не по себе: то ли душно, то ли чем-то пахнет, непонятно. Люди завозились, завздыхали. Кто-то стал усаживаться на пол, подстелив газету. Оказалось, внизу легче дышать. Прислонившийся к двери пассажир вдруг отскочил: они стали разъезжаться, обнажая зев черного туннеля с протянутыми вдоль него толстыми кабелями и тусклыми лампами. Ни начала, ни конца туннеля не было видно. Вероятно, они застряли где-то в середине перегона. Прошло уже больше получаса. Через вагон пробежал озабоченный машинист, отмахиваясь от недоумевающих пассажиров.

Наконец кое-где включилось слабое аварийное освещение, и тотчас раздался надтреснутый голос: «Граждане, не волнуйтесь, состав сошел с рельсов, но все хорошо. По радио вызвали ремонтников, они скоро прибудут, и мы поедем дальше». Уже почти час, как люди томятся в душных вагонах глубоко под землей. Хорошо хоть детей немного, время-то позднее для них – почти девять часов вечера.

Вдруг показалось, что под ногами вроде как качается и откуда-то доносится нарастающий гул. Это в соседних вагонах началась паника: люди стремились выбраться на волю (идиоты! там же контактный рельс!), раздирали двери и пытались высадить стекла. Через двери между вагонами было видно, как в них метались пассажиры. Жутко завыли женщины.

– Та-ак! – раздалось вдруг со стороны противоположных сидений. – Скоро кончится программа «Время», и пустят очередную серию детектива. А ну-ка, отгадайте, кто из тех двоих шпион?

Это попытался вовлечь в светскую беседу окружающих сидевший напротив пожилой дядька, который ей подмигивал. «Выпил, небось, вот и не боится ничего», – подумалось раздраженно. Люди испуганно оглядывались на него: «Сидим тут, как мыши в мышеловке, а ему хоть бы хны, дураку старому».

– А вообще-то, давно пора ужинать, – гнул свое дядька. – Так ведь, девушки? – обратился он к своим соседкам, приезжим хмурым теткам с набитыми продуктами авоськами.

Женщины нерешительно переглянулись и, внезапно рассмеявшись («А, была не была»), потащили на свет божий сосисочно-сарделечные ожерелья.

– Народ! А ну, подгребай! Эй, барышни, может, у кого хлеб есть? – зазывал веселый дядька.

– Есть! И масло нате, а вот еще сырок плавленый, – пискнуло откуда-то сбоку.

Батон пошел по вагону, обрастая по пути колбасой, сыром, капустными листьями и прочим, что нашлось у запасливых хозяек. Его сменила буханка черного, ей на смену пришла «хала» с маком. Заедали все это яблоками, откусывая и передавая дальше немытый фрукт. Нашлись и конфетки у сластен.

– Да, ребята, давно я так не ужинал! – довольно протянул веселый дядька. – Вотбы еще попить чего, а то начнем вдруг икать всем вагоном, вот смеху-то будет!

Народ действительно рассмеялся, как бы сбрасывая с себя тягостное напряжение.

– Попьем, чего ж не попить-то? – согласился стоявший в сторонке суровый мужик, не принимавший участия в этом «пире среди чумы». – Только у меня это… портвешок «777».

– Да ладно, портвешок, так портвешок. Как вы, ребята? – привстав, поинтересовался веселый дядька мнением «высокого собрания».

– Портвешок! – радостно загудело со всех сторон.

Бутылка пошла по рукам.

– А нам?! Нам не хватило! – послышался интеллигентный дамский голосок.

– Не переживайте, мадам, лично для вас у меня есть пиво, – заворковал стоявший неподалеку парень.

Удивительное дело! Обычно мужчин редко увидишь с хозяйственной сумкой или полной авоськой. А здесь, в полумраке подземелья, то тут, то там послышались звуки откупориваемых бутылок. Мужчины угощали соседок и соседей по вагону, женщины опустошали свои сумки, выкладывая съестное на «общий стол». Удачно добытые сосиски из министерского буфета ушли туда же.

– Водки девушкам от восемнадцати до восьмидесяти не предлагать! У нас еще будут танцы! Они должны быть в форме!

Взрыв хохота потряс, кажется, весь состав. Паникеры из соседних буйных вагонов смотрели на них, отпихивая друг друга, с ужасом: «Все, эти, наверное, тронулись умом».

– Песню за-пе-вай! – скомандовал веселый дядька и стал дирижировать свернутой «Правдой».

И тут, не сговариваясь, пассажиры дружно грянули:

Отчаянное эхо разносилось по всему туннелю.

Вдруг загорелся свет, смешав дружную песню. Люди с удивлением разглядывали друг друга. Раскрасневшиеся, в распахнутой одежде, они все еще переживали минуты единения, чувствуя себя «одним несокрушимым народом».

Сидевший напротив «веселый дядька» с запавшими глазами выглядел утомленным и сильно постаревшим.

– Ничего, – подмигнул он ей снова, – ничего, ребята. На войне еще не такое бывало. Раньше смерти не помрем… Паника – страшное дело. Друг друга передавили бы…

По вагону уже бежали ремонтники: «Сейчас, потерпите, вызволим вас. Пришлось ехать по верху, с другого конца Москвы, там авария была». Они открыли двери вагонов, и народ гуськом потянулся через них к переднему, где находилась кабина машиниста. Мужчины «дружного» вагона помогали женщинам и старикам передвигаться по составу, а потом переносили их на руках на землю, туда, где было безопасно. Оказалось, что расстояние от пола вагона до земли выше человеческого роста.

Контактный рельс отключили, и серая плотная человеческая масса заколыхалась, двинувшись на далекий свет в конце туннеля. Идти между рельсами в темноте было трудно, то и дело кто-то спотыкался, и люди поддерживали друг друга. Пожилых и ослабевших мужчины буквально тащили на себе. Конечно, она не планировала гулять в сапогах на каблуках по шпалам, но не идти же босиком и в шубе? Даже в такой ситуации.

Вдруг далеко впереди заметались тени в свете фонарей. Это от «Щукинской» им навстречу бежали работники метро, милиционеры и медики в белых халатах. Вот, наконец, и станция. Кто-то втащил ее на платформу, спрашивая, не нужно ли помочь, и предлагая воду. Станция была пуста, поезда в сторону центра проносились без остановки.

– Нет-нет, спасибо. Мне ничего не надо. Я сама. Там… люди, есть старенькие, и дети, кажется… Они могли упасть на рельсах… Проверьте обязательно… В соседних вагонах была страшная паника, может, кто в обратную сторону двинулся. Не задавило бы кого…

На улице у входа в парк стояли машины «Скорой помощи», милицейские «газики» и автобусы. Но ей места в автобусе с надписью «До Сходненской» не хватило, ждать следующего не было сил, и она побрела к Волоколамке, чтобы там сесть на свой троллейбус. Домой она добралась только в половине двенадцатого, переживая, что сын дома голодный и беспокоится, куда мама подевалась.