Илья Тамигин - Черный Тамбовский Волк. Полусказка

«Привидится же такое!» – с досадой подумала тётя Мотя, а вслух заругалась и перекрестилась.

Календарь утверждал, что на дворе 28 августа 1966 года. Матч за третье место чемпионата мира Португалия-СССР был в разгаре. Отец мальчика с друзьями смотрел телевизор в Красном Уголке воинской части и волновался о прорвавшемся по краю к вражеским воротам Малафееве.

– Ну! Ну!!! Пинай, наконец, мячик! … Го-о-о-ол!

Телефонный звонок вырвал его из сладких грёз о победе наших.

– Алё! Да, Чёрный слушает. … Откуда, откуда? … Кого-кого? … Ага…

Он торопливо повесил трубку: Эйсебио опасно приближался к воротам!

– Чего звонили-то, Коля? – поинтересовался старлей Самойлов, когда наши отбили атаку.

– А, с роддома. Сказали, сын родился, – отмахнулся папаша, вновь влипая взглядом в экран.

Молоденькая лаборантка Таня озадаченно уставилась на стеклянную планшетку: определить группу крови новорожденного Чёрного не удалось! То-есть, ни с одной известной группой результат не совпадал! И формула крови была странная…

– Амалия Аркадьевна! – позвала она заведующую лабораторией, сидевшую за соседним столом, – Посмотрите, пожалуйста, а то я ничего не понимаю!

Завлабораторией подошла, поправила очки, всмотрелась:

– Странно… Никогда такого не видела. Это называется «химера», Танюша.

– Так, какую группу писать-то?

Заведующая задумалась.

– Переделать придётся. Вдруг ошибка?

Переделали. Получилось то же самое.

– Пиши: группа крови – Х.

Роды у гражданки Чёрной прошли без осложнений, поэтому её с сыночком выписали домой на пятый день. Папка, капитан-вэдэвэшник Чёрный, отпросившись со службы, встретил их как положено, с букетиком тюльпанов и на машине. И стали они жить-поживать…

Итак, семья: Чёрный Николай Александрович, Чёрная Алла Семёновна, в девичестве Куля, Чёрный Роман Николаевич.

Алла закончила консерваторию и преподавала фортепьяно в единственной музыкальной школе Моршанска. Моршанск, если кто не знает, находится в Тамбовской области. Райцентр.

Ромка рос, как все ребятишки, особых хлопот родителям не доставляя. Ну, вопил по ночам, пачкал пелёнки, пи́сался отцу на китель, срыгивал с пережору. Так это ж нормально! Что примечательно: никогда не болел. Ни тебе насморка или, там, поноса. Внешность его была, однако, несколько необычная: жёлто-зеленоватые глаза и лопоухие, слегка заострённые уши без мочек. Когда подрос и стал ходить в детский садик, дети его за это дразнили «Ушастиком», но после нескольких драк перестали.

Вот и в школу пошёл, достигнув семилетнего возраста. На втором родительском собрании учительница Изольда Марковна (педагогический стаж двадцать три года!) похвалила Рому, сказав, что усидчив и внимателен, но слишком азартен на уроках физкультуры, пытается победить соперников во что бы то ни стало, будь то игра в футбол или бег наперегонки.

– Даже может толкнуть или ударить! Вы с ним поговорите, пожалуйста, Николай Александрович!

– Поговорю, обязательно поговорю, Изольда Марковна! – пообещал папа Чёрный, к тому времени уже дослужившийся до майора.

В глубине души он был доволен, что сын проявляет мощную волю к победе.

Рома уже в первом классе научился бегло читать, а к своему восьмому дню рождения читал с удовольствием про себя. Любимые книги были о животных: Виталий Бианки, Сетон-Томпсон. Алла раздобыла для него Джека Лондона, и парня было невозможно оторвать от «Белого Клыка», «Зова Предков» и «Джерри Островитянина». По вечерам книгу приходилось отнимать со скандалом. Роман пытался хитрить, читать с фонариком под одеялом, но, увы! Родители беспощадно пресекали эти поползновения. Отбирали и фонарик, и книгу под смехотворным предлогом, что зрение испортится.

– Будешь носить очки, как мама, и в армию тебя не возьмут! – пугал мальчишку отец.

– Ну, очки, ну, и что? А без армии я обойдусь как-нибудь!

Отец-майор встревожился:

– Как это, без армии обойдёшься? Ты же мужчина! Твой долг такой: Родину защищать!

– Ну, хорошо, – нехотя согласился отпрыск, – Не буду с фонариком читать.

– Дай честное слово, что не будешь! – встряла мать.

– Не дам, – вдруг очень твёрдо и очень по-взрослому отрезал Роман.

– Это почему? – изумилась Алла.

– Повод пустяковый. Честное слово можно давать лишь в исключительных случаях, важных, потому, что его надо соблюдать изо всех сил.

«А, ведь, он прав!» – подумал отец с уважением.

Роман ушёл в свою комнату. Подумаешь, фонарик! Он и без него в темноте видит отлично! Света из окна достаточно, чтобы буквы разбирать, особенно, если Луна на небе.

Если с учёбой и чтением всё было хорошо, то музыку Чёрный-младший не переносил совершенно. Ни по радио, ни, тем более, мамину игру на пианино. Сразу возникало беспокойство и сумбур в мыслях, а если он был вынужден слушать дольше нескольких минут, то хотелось прямо-таки завыть! Поэтому, когда к матери приходили ученики, Рома уходил из дому. Или гулять, или к товарищу Серёге, играть в шашки и солдатики. Ещё он часто ходил в отцовскую воинскую часть. Ему там нравилось: офицеры и прапорщики учили разным приёмам рукопашной, давали подержать и даже почистить автомат. Ещё бы: сын комбата! Однажды, на занятиях новобранцев, прапорщик Приходько подозвал Рому:

– Ну-ка, покажи им разборку-сборку автомата на скорость!

И десятилетний мальчик показал! Десять секунд! С завязанными глазами! Бойцы уважительно загудели.

Так и шло время. Учился, читал книги, занимался спортом (гимнастикой), дружил, ссорился и мирился. А в неполные тринадцать лет с ним впервые случилось ЭТО.

Начиналось половое созревание: робкие утренние эрекции, аморфные, без конкретики, эротические сны, жёсткие волоски на лобке.

Стоял жаркий июль. Родители ушли в гости, и мальчик на целый вечер оказался предоставленным самому себе. Темнело. Выйдя на балкон, Роман посмотрел на вечернее небо: звёзды уже заняли свои места в строю созвездий, а, вот, Луны не было. Воздух был чист и прозрачен, пахло цветами и остывающим под окном мотоциклом соседа Петьки. Вернувшись в комнату, Роман решил раздеться, чтобы хорошенько рассмотреть свою фигуру в мамином трельяже. Он занимался культуризмом уже три месяца, мечтая о бицепсах величиной с дыню, и кубиках на животе. Сняв с себя всё, подошёл к зеркалу, повертелся, принимая героические позы. Зеркало отразило пацана среднего роста, скорее, худощавого, чем упитанного. Писюн вроде подрос… Нет, результатов от гантелей пока не видно… Вдруг захотелось… непонятно чего… увидеть себя, но по другому… Что-то внутри него зашевелилось, просясь наружу. Хруп! О, ужас! По телу прошла горячая волна, зрение на миг помутилось, а в следующий момент он потерял равновесие и упал на вытянутые руки. Нет, не на руки! На лапы! Толстые собачьи лапы с когтями! Резко обострилось обоняние. Все запахи квартиры хлынули в нос, но, как ни странно, не смешались, а ощущались каждый отдельно: мамины духи, все три флакончика, стоявшие на трюмо, не перебивали запахи отцовской портупеи и сапог в прихожей. Из кухни несло подгоревшим жиром из духовки, в которой вчера жарилась курица. Роман попытался встать на ноги. Это не удалось, пришлось опираться на трюмо руками… нет, передними лапами. Из зеркала на парня смотрел пёс! Нет, не пёс, а волк! Подросток, да. Но шкура была чёрная, как смоль.