Аксиния Королёва - Эвени Лумм

Первым же делом мальчик уселся на кровать и принялся листать дедушкины сочинения. Все предложения в его книгах были написаны красивым и правильным языком с тщательно подобранными словами, однако это был отчасти тот сухой, но, казалось бы, насыщенный искусственный язык, невольно заставляющий немного вздремнуть после чтения. В этот момент в Саймоне в который раз проснулся дух писателя, и ему захотелось заняться своей книгой. Но он понимал, что писать хорошо, как и дедушка Рональд, он просто не в силах. К тому же, Саймон даже не знал, что писать, хотя его желание или, как он любил себе говорить, призыв сердца был огромным.

В книге дедушки всё было слажено, со смыслом, интересно, хотя и немного затянуто. Когда Саймон опять оставил свои попытки писательства, то он просидел с книгой дедушки до самого вечера и думал, что никогда ему не напасать ничего подобного ни за год, ни за два, ни за всю свою жизнь.

Его раздумья прервались осторожным стуком в дверь: это, разумеется, был дедушка.

– Не разбудил? – шёпотом спросил он. – Я знаю, ты рано ложишься, думал, ты уже спишь. Слушай, у меня к тебе просьба, просто мне завтра с утра нужно будет уехать, но к обеду вернусь: не мог бы ты, как проснёшься, съездить на рынок за продуктами, на обед нет ничего?

– Конечно, дедушка, а что нужно?

– Вот, держи, я тебе списочек написал, – сказал он, аккуратно положив Саймону на небольшой письменный столик клочок бумаги с перечнем необходимых продуктов. – Что ж, не буду больше тебя отвлекать, спокойной ночи!

– Спокойной ночи!

Однако ночь Саймона не была спокойной: очень долго он не мог заснуть, всё размышляя о своей будущей книге, которую, думал он, должен непременно когда-нибудь написать. Несколько раз он вскакивал с кровати, судорожно хватался за ручку, садился за стол и… безуспешно. Так продолжалось до тех пор, пока его, наконец, не разморило.

Утром Саймон проснулся около шести утра и обнаружил, что дедушки уже нет дома, а библиотека закрыта. Тогда мальчик быстро собрался, отыскал свой велосипед, всегда находившийся в подвале, и поехал на другой конец деревни, на рынок.

Сегодня погода была чудесной: дул свежий ветерок, веяло утренней прохладой, а на небе ярко сияло солнце. Саймон очень любил кататься на велосипеде в такое время, наслаждаясь красками и запахами лета, чувствуя, как ветер перебирает его густые волосы. Поэтому на рынок он прибыл в самом замечательном настроении.

Пускай это место было мальчику хорошо знакомо, он всё равно постоянно осматривался по сторонам, наблюдая за прохожими с таким любопытством, с каким обычно, когда ему бывает скучно, смотрит с лестницы на людей, выбирающих книги в библиотеке. Рынок Саймон любил и за его бесподобные ароматы: из-за каждого угла здесь тянуло чем-то вкусненьким.

Продукты Саймон выбирал с особой тщательностью, но как-то робко, боясь осуждения торговцев. Мальчик уже давно примелькался продавцам на рынке и был известен всем им своей «робкой тщательностью», так что они невольно улыбались, завидя его. По рынку он блуждал довольно долго, обойдя все ряды, а набрав необходимое, поместил пакеты с продуктами в рюкзак и направился назад в библиотеку.

По пути Саймон стал разглядывать дома и полисаднички деревни, пускай он и знал их довольно хорошо – вдруг чего и изменилось? Пожалуй, бесцельно оглядываться по сторонам – любимое занятие Саймона, а любопытство – главная его черта. Сейчас Саймон смотрел на седого пожилого мужчину, лениво поливающего цветы на балконе, а по двору его бегал, гоняясь за бабочками, здоровенный серый кот с белыми пятнышками. Следующий дом привлёк внимание Саймона огромным и раскидистым яблоневым деревом, на котором щебетало такое множество воробьёв, что осенью он, наверное, принял бы их за листья.

Тут мальчик резко нажал на тормоза: взгляд его приковало нечто более, чем просто красивое, он бы даже сказал, прекрасное. Он видел массивные качели, рядом с которыми росли нежно-лимонные пионы с настолько волшебным запахом, что он мог упиваться им даже с большого расстояния. Саймон не видел этого куста раньше: наверное, его пересадили сюда в прошлом году, когда он уже уехал, а, впрочем, мальчик не был силён в цветоводстве и не мог сказать наверняка. Сейчас ему было всё равно: он смотрел на это чудо, не отрываясь; цветы словно пленили его и манили к себе. Они казались одновременно такими крепкими, сильными, но в то же время нежными и хрупкими. Это было истинное наслаждение, он бы назвал их совершенством природы, оазисом в пустыне или восьмым чудом света. Ему так хотелось хоть на чуточку подойти, приблизиться и прикоснуться к ним.

Он любовался этой удивительной красотой до тех пор, пока его не отвлёк разговор каких-то ребят, притаившихся за углом дома.

– Только представь себе лицо этой старухи, когда она выйдет в свой сад к своим ненаглядным цветочкам, а тут – хвать! – от них остались одни только пеньки! – говорил, посмеиваясь, один из них.

– Согласен, Пит! – ответил ему другой. – Хотя, на мой взгляд, было куда веселее, когда мы твоим соседям проткнули шланг, и он забил у них фонтаном!

Последовала волна хохота, но первый тут же цыкнул на них, чтобы те не забывали об осторожности.

Саймону не составило труда догадаться, что за домом прячется компания того самого Питера Мэдисона, о котором рассказывал дедушка. Мальчик понял, если он сейчас же ничего не предпримет, случится непоправимое. Саймон, хотя он и обещал ни под каким предлогом не связываться с Питером, просто не мог не помешать такой злой шутке, потому что эти пионы слишком сильно запали ему в душу. Конечно, решимости у Саймона было мало, однако он знал, что обязательно что-нибудь сделает.

Саймон хотел было бежать к хозяйке дома, но компания Питера уже показалась из своего убежища. Это было сборище ребят примерно одного возраста, все они были взъерошенными, потрёпанным, и каждый из них походил на другого. Саймон, сам того не замечая, застыл в одной позе, придерживая правой рукой велосипед, а левой – калитку в сад старушки. Саймон, как уже известно, и без того был очень робок на новые знакомства, а уж если дело пахло разборками, ему становилось совсем не по себе, но мальчик машинально преградил им собою путь и твёрдо, насколько это было для него возможно, произнёс:

– Вы сюда не пройдёте.

Вся компания снова разразилась хохотом, а кто-то даже захлопал в ладоши.

– Кто же нам не даст? – нарочно выдавливая из себя смех, сказал вышедший вперёд мальчик: судя по всему, это был сам Питер. Его выдавал яркий свежий синяк под левым глазом. Саймон растерялся и не нашёл, что ответить. Если минуту назад в нём имелась хоть капелька решимости, то теперь она уж совсем испарилась.