Михаил Красильников - Улеум

– Да Вы, сударь, идеалист, к тому же склонны искать причину своих собственноручно вылепленных неудач в несовершенстве объективного мира, да ещё и видеть в борьбе с этим несовершенством некую священную миссию. Но всё, что тут говорилось – клише, уже сто раз сказанное и пересказанное. Скучно тут, поехала-ка я работать. Плакала моя сотка.

Она отталкивается от стола Андрея и грациозно, словно репетировала этот трюк сотню раз, укатывается назад за перегородку.

«И она ничего не понимает, – думает Андрей. – Мир полон посредственности и безвкусицы. Как здесь можно созидать Великое?» Он отворачивается от пустого места, где только что находилась его собеседница и, сложив руки на груди, пустым взглядом принимается следить за плавающей по экрану заставкой. Разметав весь бисер, он чувствует себя опустошенным.

– Кстати, меня Лера зовут, – снова сунув нос в его ячейку, сообщает девушка.

– Поздравляю, – ворчливо бросает в ответ Андрей и вспоминает, что его отпустили домой спать. Хоть одна хорошая новость в день сокрушительных неудач. Если бы сегодня Андрею пришлось ещё и в офисе торчать, он непременно взорвался бы от малейшего замечания в свой адрес, схватил бы с пожарного щитка топор и…

Конечно же нет. Андрей лишь в мыслях своих способен к таким выплескам скопленной в душе энергии. В реальности же топоры и дробовики его фантазий превращаются в то жалкое «извините», которым он булькнул в кабинете начальника, будучи по уши втоптанным в грязь.

Так непривычно спускаться вниз в пустом лифте. Ехать домой на велосипеде по пустому городу, а не по пробкам и толчее. Это вам не час пик. От свежего воздуха и яркого, высокого ещё солнца на душе становится светлее. Андрей сворачивает с привычного маршрута и катит куда глаза глядят, наслаждаясь вакуумом в голове и странной музыкой гудящего вокруг Мироздания. Вот где-то завелась машина, вот прогремел трамвай, вот с криком пролетела птица. Шумят кронами деревья, шуршат об асфальт шины, капает с карнизов вода. Прекрасная симфония, неповторимая и не перекладываемая на нотный стан. Всё дальше и дальше, через сонные окраины, через пустые колхозные поля, леса, моря, куда бы не закинула судьба, мелодия, постоянно развиваясь и трансформируясь, следует за тобой, подобно странствующему музыканту, личному менестрелю. Только прислушайся.

Андрей едет мимо пахнущих чем-то серым офисных зданий, мимо броских вывесок магазинов, мимо бетонных заборов, оберегающих от случайных взоров неведомые, пропитанные мазутом и копотью Вселенные, мимо тысяч и тысяч копошащихся во всем этом людей – безликих, сведенных до уровня функций и компетенций, по вращающемуся механизму единственный среди всех – живой.

Как же мелки и ничтожны его проблемы. Они существуют лишь в прошлом и будущем, а следовательно, не существуют вовсе. Здесь и сейчас есть лишь солнце, влажный, пахнущий недавним дождем ветер, ритмично напрягающиеся и расслабляющиеся мышцы ног на педалях – свобода.

Велосипед пересекает окружную дорогу, начинаются сады, разбитые обочины, дебри…

До дома Андрей добирается уже в темноте. Останься он в офисе – вернулся бы раньше и уже, наверное, спал. Ерунда – времени для отдыха ещё хоть отбавляй. Уснуть часов на двенадцать! Восстановиться, как Феникс, из того пепла, которым сейчас является его измученное тело. Андрей готов к отдыху. Никогда не любил он терапевтическое безделье, считал сон пустой тратой драгоценного времени, но теперь – он готов! Ради важного дела можно и вздремнуть. Зарядить батареи.

Главное, чтобы соседи не шумели. Сегодня вторник, а значит, повода для вечеринки у них быть не должно. Прекрасно! В старой, пропахшей куревом и сыростью общей квартире ночные тусовки – дело житейское. В соседней комнате за тонкой стенкой живут восемнадцатилетние юнцы – вчерашние школьники, рано, как сейчас модно, съехавшие от родителей, страстные любители застолий и громкой музыки, устраивающие регулярные домашние дискотеки по выходным, а иногда и посреди недели. Но вторник… никто не тусит по вторникам. Это моветон даже для таких постпанков, как они. Однако Андрей решает на всякий случай подстраховаться и провести с ними разъяснительную работу, предупредить о значимости такой, казалось бы, мелочи, как ночная тишина. Подъезжая к дому, он начинает репетировать речь:

«Уважаемые соседи, домочадцы. Завтра мне предстоит выполнить невыполнимое: провести свой корабль между Сциллой безвкусицы и Харибдой бестолковости, переписать миллиард страниц кода – и всё для того, чтобы создать нечто, что мне не по душе, для людей, которых я презираю, на работе, которая меня медленно пожирает. В случае маловероятного успеха меня ждёт светлый кабинет, хорошая зарплата и, самое главное, я смогу наконец от вас съехать. В случае провала я останусь здесь – опозоренный и оплёванный, продолжу слушать через стену то дерьмо, что льётся из вашей колонки (которую я давно мечтаю разбить), и ночные вопли ваших имбецильных друзей, коих я с удовольствием отправил бы на эшафот».

Будь проклят тот день, когда он согласился заселиться в эту поганую дыру. Погнался за дешевизной. Ладно, возможно, скоро всё закончится. Главное выспаться. Освежить мутный, вымотанный до предела мозг.

Андрей находит соседей на кухне: пара, как он их называет, «малолеток», Максим и Лена, уже вернулись: она с работы, он с училища. Сидят, ужинают.

– Привет, ребята, – обращается он к ним, стараясь говорить одновременно приветливо и твёрдо. – Можно попросить вас об одной услуге? Не шумите сегодня вечером, у меня завтра очень трудный, ответственный день, я должен отдохнуть. Это вопрос жизни и смерти.

Максим смотрит на Андрея, затем на Лену, затем снова на Андрея и без особой уверенности в голосе произносит:

– Слушай, братан, к нам сегодня кореш из Питера приезжает. Впишется у нас на пару дней. Мы с ним посидим немного, чая попьем. Не допоздна, он сам будет с дороги уставший, так что…

– Не допоздна, – резко прерывает Андрей и, тут же испугавшись возможной плохой реакции на столь негативный посыл, смягчает: – Мне реально нужно хорошо поспать. На кону моя карьера и большие деньги для фирмы. Войдите в положение.

– Не вопрос, – успокаивает его Максим. – Будем сидеть как мышки. Я же говорю: он с дороги. Без патихарда. Правда, ещё пара друзей зайдёт, они с ним давно не виделись, соскучились… и подруга. Но мы тихо… без музыки…

– И не допоздна, – настаивает Андрей. – Давайте точно договоримся, во сколько вы разойдётесь?

– Да во сколько захотим, во столько разойдёмся, – вступает Лена. – Чё за гестапо? Мы платим за комнату так же как и ты, имеем право посидеть с друзьями.

– До полуночи сто процентов закончим, – прерывает её Максим. – Не слушай её, она сучка.