Наташа Корсак - Народ Трибукану. Океанский дневник Шторма

– Ничего он такого не говорил, не заливай! Он вечно молчит. Даже защитить меня не смог вот от них – ввязался в наш разговор Мартин, обиженно поглядывая на родителей.

Пришлось одарить его резким «р-р». Парень в момент успокоился и уткнулся носом в моховую кочку.

– А как же наши вещи? Всё пропало! Мы пропали! – заохала Ана.

– Если вы не перестанете ныть и охать мы точно вас сожрём. Можете вставать в очередь, – пролаял Пират.

– Вот, это ваше, – вспомнил я, – и подтолкнул к Дарио Ортису его вздувшийся от воды чемодан.

Дарио-дедушка недоверчиво поглядел на меня из-под густых вьющихся бровей. Скупо кивнул, и молча взял чемодан.

– Ах! Хоть что-то спасли! Дарио, я надеюсь, вы взяли с собой с десяток тёплых носков, мыло и… – начала мамаша Ана. Но тут проржавевший замок чемодана сам по себе открылся, и будто мокрая лягушка, из него выскользнул всего-то дряхлый альбом с фотографиями…

– Как же так? – только и смогла произнести Ана, как по острову прокатился страшный вой не то разъярённых медведей, не то первобытных собак.

– Это Анемона Бланда, – прищурился Пушкин. Но тут же сделал вид, будто блоха, пляшущая на его хвосте, заслуживает куда больше внимания.

– Что ж, буду держать ответ перед народом Трибукану, – расхрабрился я. А сам-то подумал: «лучше б обошлось».

– Мы с тобой! Если бы я мог броситься в воду с вами, то так бы и поступил… Но я не доел свою хрустящую игуановую шейку. Она такая… такая слюнкопускательная, эх, – простонал Чопс Литтл.

– Щенок-щенок! – расхохотался Карузо, – Верно, Шторм, мы с тобой, что бы там не случилось.

– И мы с вами, – заявила Палома.

– Вот ещё! – пробурчал Мартин.

– С нами, с нами – с настойчивым лисьим прищуром прорычала Сигара.

И по острову снова пронёсся голос первобытных собак.

Есть на Трибукану одно местечко – жуткое до кончиков когтей. Но и чудесное, что дух захватывает. Пик Эпицион к югу от причального берега, от кости до кости облачённый в призрачные туманы дикой древности. Те никогда не рассеиваются, храня тайну первобытной души спящего зверя. Ветры покорно обходят Эпицион, не льют над пиком дожди. Солнце и луна виляют над ним своими хвостами, осыпая макушку мудрости пыльцой пчелиных карамелей. Сюда мы приходим не часто: однажды, чтобы родиться; чтобы получить знак породы; чтобы отчалить в Тотмирье в час «спаси». Чтобы прожить и умереть там для человека, и снова вернуться на остров. На вершину Эпициона.

Пожалуй, и всё! Раф-тяф, ах! Ну конечно! Ещё мы взбираемся на Эпицион, чтобы отпраздновать Лёт альбатросов-пелаго. Если нам удаётся поймать хотя бы пару этих «жирненьких летающих слонов», зима на острове становится лёгкой. Коль в пасти смакуется птичий жирок, печалиться стыдно дружок! Вы скажете, будто пары альбатросов на всех собак маловато? Ха-фа-хух! Да вы просто никогда не видели этих «пташек». Слоны африканские и точка. Хоть верьте, хоть нет.

– Жуть какая… Это что скелет? – вздрогнул Мартин, застыв у подножия Эпициона и задрав свою голову так высоко, что та еле-еле вернулась на прежнее место.

– Скелет! Мёртвая груда костей, по-твоему? Суповой набор! Ха! Все псы любят кости. Те месяцами хранят в своих трещинах запах мяса – усмехнулся Пират, – Только это не просто «груда». Мальчишка, смотри! Перед тобой Эпицион. Гигант – блестящая челюсть, дух ночного огня, голос мрачных пещер… Наш предок, легендус-историус!

– Первый пёс, спасший человека от гибели, – с гордостью рявкнула Сигара, – Завалил шерстистого быка-людоеда. Одной правой лапой! Когтем одной правой лапы! А-ап!

– С тех пор ветер перелистнул с юга на север тысячи лет… Исчезли моря, народились горы… города народились, – вздохнул Карузо.

– А мы так и остались… с человеком, – заключил Баро-Волк.

– Там, где голова Эпициона ложится на подушку густого тумана, там и собирается наша и другие стаи, – сказал я, взбираясь на громадную лапу Эпициона.

– Высоко… – заохала матушка Ана, – Ах, как хочется, чтобы все это скорее прекратилось, – Дети, держитесь ближе к нам. И никуда не отходите! – велела она.

– Отец! Ты же у нас великий любитель вот этих всех… собак, – опасливо обронил Оскар, – Может, скажешь, что у них на уме?

Но Дарио лишь улыбнулся, пожал плечами, и ободряюще похлопав сына по плечу, первым ступил (за мной) на Эпицион. Я даже вильнул хвостом.

И мы двинулись вверх по упругим костям гигантского позвоночника. На полпути я спросил у Паломы:

– Устала? А то забирайся мне на спину.

– Нет-нет, не так уж и трудно взбираться на гору. С каждым шагом все ближе к вершине, верно?

– Верно, – согласился я.

– Когда я в первый раз шёл на Эпицион мне было бр-р, как страшно, – зашептал Чопс Литтл, – Тогда я понял – главное не смотреть вниз! А то голова закружится.

Палома рассмеялась:

– Что толку смотреть по сторонам, если всё равно ничего не увидишь? – сказала она, – В моих глазах темно, но я могу вообразить любую дорогу. И я всегда воображаю лёгкую и интересную, как сейчас!

– Я тоже хочу попробовать! – подскочил от любопытства Чопс Литтл, – Нужно просто закрыть глаза? Рр-тяф! Легко!

– Эй, щенок! – окликнул его Баро-Волк, – Не советую тебе закрывать глаза на Повороте крутого реберья. Так и свалиться можно!

– А почему она так делает? – не унимался щенок, глядя на Палому.

– Потому что она не может иначе. И это не игра! Привык, что с тобой все играют и сюсюкаются, – цыкнула на Чопса манерная мадам Конфетка.

– Не игра… – засопел Чопс Литтл, – А ведь я так хотел ей понравиться и поиграть! Эй, я виляю хвостом… Мне нравятся дети. Они как я! Любят играть… и всё такое.

– Не скули, Чопс Литтл, я верю, что однажды ты снова окажешься в Тотмирье, и у тебя ещё будет шанс встретить своего верного человека! И подрасти до мордастого лабрадора, – пообещал я щенку, сам не ведая, говорю ли правду, или просто вселяю надежду по-псовски.

Туманы сгущались, всё плотнее прижимая нас к острому черепу дремлющего великана. И вот настал тот миг, когда они разом обмякли, надулись мыльными пузырями и забурлили, мелодично лопаясь в чаше морозного воздуха. А после, по обыкновению, превратились в аппетитные ватные облака. Они встречали каждого пса, добравшегося до пика Эпициона. Но на этот раз никто не осмелился отцапать их лакомого кусочка. Анемона Бланда не любила ждать!

Вот она – парит над снежной вершиной Молко на своих шелковистых стрекозиных крыльях. Сложно сказать, как такие тонюсенькие жилистые крылья выдерживают великую фею. В сравнении с мелкими волшебниками скандинавских лесов, наша Анемона Бланда выглядела великаншей. Как бабочка-парусник среди неказистых муравьев. Ух, она нас заметила! Заметила и глядит мне в глаза. У Анемоны есть дурацкая привычка – заглядывать прямо в душу. А с пятницы на субботу она ещё читает мысли. Значит ли это, что фея Трибукану знает о своих гостях всё? Клянусь старым блохастым котом из Йоркшира – ума не приложу! Но сегодня пятница…