Наташа Корсак - Народ Трибукану. Океанский дневник Шторма

8:00 – семейный завтрак с участием сеньоры и малыша Оса. А на завтрак у нас…

##

– Эй, друг, не спится? – вдруг вспыхнет над моим ухом и я, не успев спрятать под шкурой наших планов на будущее, так и быть… завиляю хвостом. Ему тоже не спится. Принёс мне сырные галеты. Штуки четыре? Лизну его в щёку. А он не бритый такой и солёный. Не человек – морская губка!

– Ты чего это на полу учудил? – спросит он, глядя на мои каракули.

– Где? – прижму я уши, тщательно прикрывая пёсьи иероглифы. Так не видно?

– Наша сеньора будет очень недовольна. Хороший был паркет…

– Планы тоже хорошие были… – скажу я про себя. И поделюсь с Глупышом своей галетой. Пусть знает, я – не жадный. А паркет… ох, уж. Нужно подыскать мне другое местечко для записей.

– А махнём завтра на окуня? Прямо с самого утра, в 5:45 проснёмся и на рыбалку! – предложит он вдруг.

Вот так раз, и всё моё расписание к жуковой бабушке! Как я счастлив! Наброшусь на него со всей радости, завалю на шкуру и как залижу-залижу! Что прямо устану. А он… он будет пыхтеть и смеяться, потом я обязательно поддамся, и он тоже поборет меня. И захрустит моею галетой. Смешной, совсем ещё щенок, этот мой человек! Скоро утро, но огонь в камине будет гореть до тех пор, пока мы сами не отправим его на боковую… Этот огонь я не забуду никогда. А улитки-фонарики – это не тепло и не холодно, а всего лишь красиво.

Народ Трибукану, мои друзья, псы-великаны грызут сахарные кости костобега с таким смаком, что хруст стоит ого-го заразительный. Тишина на Сонхолме и вот этот хруст. Пират грызёт громче всех, Карузо мелодично. Пушкин до капли высасывает весь костный сок. Конфетка предпочитает глодать голени… Я слышу каждого, кто помог мне минувшим днём. Пусть и моя доля костей рогатого костобега достанется моим друзьям. Я не голоден, я по-щенячьи растерян и счастлив.

– Кто вы такие? – вдруг услышал я голос Дарио-дедушки и все мои мысли разом улетучились вместе со стаей летучих мышей – пещерниц. Обычно те собирались над Сонхолмом в миг, когда солнце уходило за океан. Раскидывали паутины своих небесных арф, и принимались за колыбельную. Вовсе стемнело. Паутинки взяли ноту «аф», точнее будет «фа», затем «соль» и колыбельная, уцепившись за еловый бриз, поплыла над Трибукану.

– Кто вы? – повторил Дарио-дедушка, опершись на мою бутсошнурую хижину, – Мы в плену?

– Трибукану – не плен, это остров, – сказал я, – Вы… в гостях.

– Я не говорил столько лет, чтобы вдруг вот так взять и заговорить с собакой, – хмыкнул Дарио, – Я тебя не боюсь, пёс, и друзей твоих не боюсь. И она, – указал он на Палому, играющую в хижине с Чопсом в «отбери носок» – Тоже не боится. Хотя если б увидела вас, то наверняка бы ужаснулась… Вы почему такие здоровые?

– Когда-то все псы были такими, как эпицион, наш предок. Огромными и клыкастыми. Древнего человека не отпугнула наша внешность, за ней он разглядел преданное сердце, – сказал я, – Человек твоей эпохи – иной… Вот он стал экспериментировать с породами. И в кого мы только не превратились: в пекинесов, в такс, в разных терьеров. Одни собаки удобнее для городов, с другими хорошо в деревне! Но возвращаясь в Тотмирье, мы обретаем свой привычный размер, каким он и был в древности. А породы, изобретение человека, мы благодарно приняли. Когда все мы разные даже интересней.

– Что за Тотмирье? Америка, Германия, или может, Россия? Или вся планета Земля? – прищурился дедушка.

– Это мир, где рождается человек. Рождается и умирает. Человек, но не собака, – ответил я.

– Псы и коты рождаются там же, – пожал тот плечами.

– Заблуждение! Так думает человек. Зайдём в дом? Я расскажу тебе нашу легенду.

(Этот печатный знак мне нравится. Он напоминает собачьи лапы! Нужно добавить к нему четвертую «звёздочку»)

– О, Шторм! Наконец-то! Погляди, у тебя здесь новенькие сухопутные бутсы и все с крепкими шнурками. Пять пар, так и есть! Из них можно и второй этаж твоему дому построить, – с восторгом воскликнул Чопс Литтл, – Пират и Тайсон с пристани притащили. Сказали, там ещё есть!

– Отличные бутсы, – заметил я, обнюхав безразмерные старые ботинки, выброшенные на берег Трибукану приливной волной, – Вот эти будто бы из Англии, носки добротные. Пахнут дымом. Но шнурки не от них, чужие. Видно прежние порвались… или ещё что! А эти верно итальянские, правый ботинок отдаёт терпким запахом сыра! Так бы и сожрал. Просохнуть бы им хорошенько.

– Вы коллекционируете ботинки? – полюбопытствовал Дарио-дедушка, – Собачье племя неисправимо. Вот и мой пёс… – припомнил он, усаживаясь на корточки у саламандрового пламени, – Вернее, когда у меня был пёс, он тоже любил всякие ботинки. Одни грыз, а другие прятал…

– Собачье племя. Так и есть, – кивнул я, – Здесь, на Трибукану, ботинки нам нужны, чтобы строить жильё. Отличные хижины получаются из человеческих ботинок! Те, что покрепче мы используем вместо стен, другими можно выложить ставни. Да и каждому псу, порой, просто приятно оказаться в ботиночном царстве. Ведь от каждой пары пахнет человеком.

– Месяц за месяцем приливная волна из Тотмирья приносит на остров новые ботинки, – заметил Чопс Литтл, – И мы можем взять их! И никто нас за это ругать не станет. Человеку-то они уже не нужны. Но что для вас старьё, для нас – радость!

– Мне тут одну легенду обещали, – заметил Дарио-дедушка, – Про народец Трибукану.

– Дядя Шторм, я бы мог рассказать! Я всё знаю, – заявил Чопс Литтл, – Вот слушайте: ТРИ – БУ – КА – НУ, остров, где мы живём. Имя ему придумала первая фея с собачьим хвостом. Добавила немного латыни, и вышло два слова «трибу» и «кани», вместе они означают «племя собак»! Верно?

– Продолжай, – улыбнулся я.

– Народ Трибукану создан для человека, – продекламировал Чопс – А человек для него. Мы приходим в Тотмирье однажды, чтобы вырастить и выучить того, кто в нас сильно-сильно нуждается. Чтобы подарить человеку счастливую жизнь. Или спасти.

– Звучит интересно, но очень странно. Разве не наоборот? – возразил Дарио-дедушка, – Разве человек не сам выбирает, растит и учит собаку разным командам: «сидеть», «лежать», «голос»? Разве…

– Нет! – улыбнулся я во всю челюсть, – Сколько хозяев у меня было, а всё совсем наоборот, так, как сказал Чопс.

– У тебя было много хозяев? – спросила Палома.

– Достаточно, – кивнул я, – Достаточно, чтобы сказать – я кое-что знаю о человеке. Со многими я доживал до старости. И каждого помню. Кого-то особенно, кого-то чуть меньше. Пусть вас это не пугает, друзья, мне почти двести лет. За это время я побывал в Тотмирье… а сколько? Нужно посчитать. Но я вырастил много-много разных людей.

– Стоп, всё это похоже на сказки, – нахмурился Дарио-дедушка. Но в глазах его промелькнула голодная ящерица интереса, готовая слушать и слушать, лишь бы утолить своё любопытство, – Мой пёс умер на моих руках: старым, седым, и надеюсь счастливым. Мы очень дружили. Я рыдал как мальчишка, когда он ушёл. Я же вырастил и воспитал его. А вы хотите сказать, что это он меня воспитывал? И судя по вашим сказкам, он может быть среди вас на острове?