Ольга Овчинникова - Доедать не обязательно

– Иди ко мне, моя прелесть!

Главное потом положить его обратно ровно так же. Она вытирает об себя руки. Ну-ка, ну-ка, посмотрим, что там пишет эта девица…

« Всё тот же цветочный ларёк. Я ждала и ждала, а тебя всё не было и не было. Спустя целую вечность ты появился – из-за угла – и подошёл. Это были всё те же взгляд и улыбка. Я уронила сумку и упала в твои объятия, чуть не раздавив осоку, спрятанную за пазухой. Все мои страхи оказались напрасны!

Внутри всё вопило, что я сошла с ума и что совсем тебя не знаю, но мне хотелось стоять так вечно – вжиматься всем телом, от груди до коленок, словно бы ты мой давным-давно потерянный пазл, без которого я не могу быть цельной. Я забралась пальцами к тебе под свитер, и ты бережно, будто боясь сломать, обнял меня в ответ. Запах… Он был убедителен, неопровержим и влился в лёгкие ковшом такого блаженства, что голова опустела. От возбуждения мне сделалось дурно – аж заподташнивало – и захотелось предаться тебе ещё безогляднее. Захотелось всецело обладать тобой ».

– Хе-хе, – хмыкает Грета, оторвавшись от чтения. – Это ты носки моего мужа ещё не нюхала! Вот где амбре, аж мухи дохнут!

Почерк тут понятный, по углам нарисованы сердечки.

– Первый класс, вторая четверть… – она перелистывает страницу.

« В этом запахе был аромат земли и терпкость разнотравного мёда, сладкость берёзового сока и тонкий привкус родниковой воды, нотки душистого табака и кардамоновой стружки, но самым изящным оказался едва уловимый оттенок мускуса и чистого пота – твой несравненный и неподражаемый идентификатор.

Желобок у шеи – и непреодолимо привлекательный запах забрал меня в пожизненный плен, оглушив томительным послевкусием.

Мир исчез.

Мы стали как две половинки причудливой вазы, соединённые тонкой трещиной посередине, и хотелось одного – слиться, чтобы воссоздать её в единое целое ».

– Леди, пойдёмте, – странным голосом говорит мужчина, отстраняясь и с ходу поднимая с земли дорожную сумку. Окидывает Соню взглядом: – Это что у Вас за цветок? – даже странное обращение на «Вы» и «леди» в его исполнении звучат гармонично.

– Я на минутку, – отвечает она дрожащим голосом, с силой заставив себя оторваться от футболки и вынырнуть из-под свитера – самого тёплого места на свете, – а потом я должна отнести его. Я обещала, – и неловко, будто извиняясь, она теребит торчащие из-за пазухи гибкие листья.

«Никакого секса…» – стучит в голове, пока они идут к дому, заходят в подъезд и долго, слишком долго едут на лифте. Мужчина открывает квартиру и пропускает Соню вперёд. Заходит следом. Массивная входная дверь позади так смачно захлопывается, что она вздрагивает.

В сумраке прихожей Соня ставит цветок на стоящий поодаль стеллаж, с ходу отодвинув горшком лежащие там предметы, а мужчина опускает сумку на пол. В напряжённой тишине они одновременно разуваются. Он берёт её куртку и шляпу, и вешает их на крючок, не глядя, – а глядя в упор на Соню. Секунда. Три. Пять.

Мужчина стягивает через голову свитер, и футболка цепляется следом, – всё летит на пол. Двумя пальцами, элегантно, он достаёт из кармана презерватив. На мускулистом плече шевелится татуировка – чёрный удав, – а освобождённое от одежды тело источает фантастический жар и всё тот же одуряющий запах. Соня подходит вплотную, берётся за ремень в брюках. Расстёгивает латунную пряжку. Упрямую пуговицу. И очень медленно, зубчик за зубчиком – молнию. И ошалело вжимается в мужское горячее тело всей собой, жадно впиваясь пальцами, обнимая кожей, ощущая его желание и чувствуя, как жарко он дышит ей в макушку.

Посередине прихожей, прямо к стене прикручено прямоугольное зеркало, – в полный рост человека – к нему-то резким рывком он её и бросает. Они смотрят друг на друга через иное измерение в стене, – распахнутыми настежь глазами с огромными зрачками у обоих. Он стоит сзади – такой вкусный, такой большой. Пальцы ныряют под платье. Соня вскрикивает, порывается развернуться, но он крепко хватает её за шею, прижимает к зеркалу и придавливает собой, – грудь, живот и щёку обжигает ледяная поверхность стекла.

Больно.

– Не дёргайтесь, леди, – вкрадчивый голос проникает в самое ухо.

Далее целая страница зарисована каракулями. Грета разглядывает надёжно спрятанный текст, тщетно крутя тетрадь под разными углами. Ишь ты, блин. Самое интересное замалевала. Среди этой паутины можно различить слова – «навсегда» и «никогда» – и в живых оставлена фраза: «Он Бог».

Грета переворачивает страницу – та вообще пустая, с расплывчатыми следами от высохших слёз: клетки обесцвечены, бумага покрыта сморщенными кружочками. Следующие несколько листов выдраны с мясом, – на скрепках остались клочки бумаги. Нда. Тут же приклеены цветочные лепестки – блёклые, сухие. Да «леди» просто романтик… Дальше снова продолжается текст – почерк корявый, торопливый.

« Вчера мы ездили в соседний город, в театр… »

Свободных мест в автобусе нет, и Соня с мужчиной стоят, что не мешает ему с невозмутимым видом сотворять такое, что воздух застревает на выдохе.

На ней чулки, и по капрону, медленно, сантиметр за сантиметром его рука поднимается по ноге, – вот уже пальцы касаются белья, гладят тонкие кружева и изучают доступный для проникновения вход. Хорошо хоть надела просторное платье с пышной юбкой – красное, купленное накануне. Она вцепляется в поручень, задыхаясь от ощущений, – всё внимание там, в точке прикосновения кончиков его пальцев на границе бедра и живота. Мужчина бесцеремонно ныряет под ткань трусиков, и она давит в себе стон, рвущийся наружу бешеной птицей.

Это мучительно до невозможности – повсюду люди!

«Надо успокоиться, отдышаться, отвлечься… Прекрати… Пожалуйста, прекрати! Мне этого не вынести! Пре-кра… А-а-а…»

Взрыв, ослепляющий жутким красным, Соня переживает, сильно зажмурившись и закусив губу, лишь бы не заорать – только мычит, – и словно от удара под дых складывается почти пополам.

В голову ударяет боль.

– Леди, Вы погнёте поручень, – говорит мужчина насмешливо и нарочито громко.

Сидящая рядом женщина поднимает глаза, покрывается пунцовым румянцем, вскакивает и на повороте автобуса, потеряв равновесие, с силой наваливается на них. Сконфуженно извинившись, она отдёргивается, кидается к выходу и краснеет ещё больше.

Полсалона выходит, женщина тоже – кажется, это вообще не её остановка, – и сзади становится пусто.

– Пойдёмте, сядем, – говорит мужчина Соне.

Они проходят и садятся перед беспечно болтающей парочкой: Соня – у окна, мужчина – рядом.

Его рука уверенно ложится ей на коленку и кончиками пальцев ловко подныривает под платье. Ползёт по капрону, едва касаясь его ладонью. Вот и ажурная резинка чулка. Кожа. Соня стаскивает с себя куртку и кладёт её поверх, отвернувшись к окну.