Василий Ворон - Обращенный к небу. Книга 2

Илья покачал головой:

– Всё у меня есть. Я ещё думал, вернуть ли князю дарёное…

– Цыц! – совсем как когда-то Вежда, гаркнул воевода и грохнул кулаком по столу. – Не сметь! За дело тебе дадено и не след возвращать. Чай, не цацки девки дали, а воину подручное, для дела ратного необходимое!

– Прости, Добрыня… Только коли ты бы меня одарил, мне бы это скорей по сердцу будет. А то на княжьих-то всё больше завитушек да иных красивостей. Не хотелось в такое рядиться…

Добрыня вздохнул, кивнул головой:

– Утром же дам тебе всё, что доброму воину впору. Княжеское, так и быть, заберу. Верну потихоньку, Владимир не заметит. Но перед тем, как в Зоркую ехать, велю тебе, как старший, завернуть в родимую сторону. Мать с отцом повидать – святое дело.

– Да как же, Добрыня! – заволновался Илья. – Спешить нужно до Великой Степи!

Добрыня поморщился:

– Ага. До тебя на заставах не справлялись. Вот ты приедешь, и конец всем диким ватагам.

Он насмешливо посмотрел на Илью. Тот смутился: право слово, очень ему хотелось повидать родителей…

– Так-то, сынок, – сказал воевода. – Потерпит ещё Зоркая без тебя, как терпела до сего дня.

– Спаси боги, Добрыня, – тихо сказал Илья, благодарный воеводе за такой подарок.

Посидели молча, потом воевода поднялся, сказал:

– Завтра рано подыматься. Давай-ка в постель.

Илье не спалось. Он вышел на воздух поглядеть на перемигивание звёзд и понял, что не один он лишился этой ночью сна. Выйдя за ворота, Илья прошёл по улице и тут же наткнулся на телегу, вокруг которой суетились люди. Плакали дети, причитали бабы. Увидев Муромца, они пугливо замерли, ожидая от него худа.

– Не бойтесь, я не служу князю, – успокоил их Илья, сразу поняв, куда уходят люди.

– Пускай теперь другие боятся, – криво ухмыльнулся мужик, распихивая без разбору в телегу узлы. – А мы уезжаем. Родичей повидать…

– Да каких родичей! – завыла баба. – Бежим без оглядки от князя! Бросаем добро на разорение.

– Уймись! – цыкнул на жену мужик, присмотрелся к Илье и, видно, узнал его. – Не с руки нам теперь жить в таком городе, где богов попирают. Верно ты сказал, боги наши с нами пойдут, коли они в сердце.

Улица совсем не походила на ночную – всюду сновали люди, кто-то уходил пешком, попался верховой мужик, проскакавший галопом, кто-то сообща складывал пожитки на телегу. Люди бежали из города. На одной из телег Илья заметил торчащего из-под скарба дворового кумира Макоши. Он едва поместился в телегу, но, как видно, оставлять его на поругание эллинским священникам у хозяина не поднялась рука. То тут, то там раздавались плач и причитания, кто-то ругался, позабыв о приличиях. Илья не поленился, дошёл до городских ворот. Стража пропускала беглецов беспрепятственно. Муромец подошёл к одному из воинов, представился, как до́лжно. Его узнали: молва шла впереди него, и здесь уже люди знали и о Соловье-разбойнике, и уже даже, вопреки завету Зосимы, о железном корсуньском змее. Стражники сгрудились вокруг Ильи, расспросили про то, про сё. Муромец где поддакнул, где отмолчался, а где и посмеялся над разросшейся молвой:

– С чего вы взяли, что змей это был и что он невесту нёс? Воин в его чреве был, вот и всё.

И пока стражники удивлялись этаким чудесам, Илья сам спросил, кивая на телегу, проезжающую через ворота и растворяющуюся в темноте:

– А что, выходит, воевода велел людей не задерживать?

– Так и есть, распорядился Добрыня свет Никитич. А князь ничего не говорил. Дел у него и без того дюже много. А Киев-то большой, не все уйдут, поди.

Мимо проехала ещё одна телега, доверху гружёная рухлом [6] Рухло – то же, что рухлядь: пожитки, движимое имущество. . За ней уныло шли три или четыре семьи. Мужик, шедший последним, увидев Муромца, поклонился ему и сказал:

– Прощай, Илюша. Спаси тебя боги за всех славян. А и ты из Киева уходи. Нету здесь наших богов, стало быть, и правды нету…

И он ушёл во тьму, вслед за скрипом тележных ступиц и всхлипыванием детей.

Утром Добрыня выдал Илье подходящий ему доспех да конскую сбрую.

– Ну, Илюша, лихом не поминай, – сказал он, уходя со двора. – И всё, что тебе наказал – помни.

Воевода ушёл, а Илья не спеша собрался, снарядил Тучу, попрощался с жёнами Добрыни да с Репьём и выехал за ворота. Стояла настоящая летняя погода, солнце уже жарило вовсю, и на небе не было ни облачка. «Видно, не хотят вмешиваться боги в людские дела», – невесело подумал Илья. На сегодня было назначено князем общее крещение в Непре, и Муромец сперва решил посмотреть, что там да как. Маячить в толпе не хотелось, но и уезжать так просто он не мог. «А вдруг ещё большее непотребство?» – подумал Илья и двинулся верхом из города. Выехав за ворота, Муромец вчерашним скорбным путем, каким волокли истукан Перуна, стал спускаться к берегу, кишащему людьми. На вершине холма чернело страшное кострище, а вот три ямы были аккуратно засыпаны, будто никогда и не стояли там три достославных кумира.

Утро выдалось ясным и тёплым, так что, если Перун и собирал грозное небесное воинство, дабы научить князя Владимира чтить славянских богов, оно было далеко от стен Киева. Берег Непры был запружен народом, и вместе с Ильёй туда двигались все те, кто решил креститься, а значит, следовать за князем. Владимир стоял в окружении эллинских священников и той части своей дружины, которая прежде сего дня приняла крещение. Остальные вместе с городским простым людом стояли на берегу, готовые к принятию новой веры. От пристани, видной отсюда, глазели со своих кораблей купцы, не желая прерывать дел даже ради великих событий, творящихся в Киеве.

Эллинские священники торжественно стояли в богатых одеждах, шитых золотом, держа в руках кресты и книги. Зосимы среди них Илья не нашёл. Не было видно и его слуг. Князь Владимир терпеливо ждал, когда все решившие принять крещение спустятся на берег, и с каждым старался встретиться взглядом, кивая, словно старому знакомцу. Из всех собравшихся на берегу и ещё спускавшихся с холма лишь Илья был верхом, и князь, сразу заметив его, нахмурился. Тотчас ему стало ясно, что Илья появился столь неуважительно вовсе не для крещения, и отныне будто перестал его замечать, даже несмотря на советы дружинников, как видно, готовых прогнать Муромца прочь.

Илья встал с Тучей в стороне, спешился и приготовился смотреть. На него оборачивались люди, кланялись, говорили приветственные слова. Ему снова очень захотелось немедля уехать, но, однако же, что-то удерживало его.

Людской поток, шедший с холма, иссяк, и через некоторое время последним спустился на берег воевода Добрыня. Он подошёл к князю и что-то ему сказал. Владимир кивнул и повернулся к замершей у непровских волн толпе.