Василий Ворон - Обращенный к небу. Книга 2

– Киевляне! – разнёсся над головами его сильный голос. – Всяк, кто пришёл нынче по моему зову на этот берег, стал мне братом и сестрой! Никогда я этого не забуду. А теперь слово за отцами-священниками, коим время за их дело приниматься.

Вперёд вышел благообразный священник, про которого молва говорила, что был он послан то ли из Корсуни, то ли из самого Царьграда предстоятелем новой церкви в Киеве, и звали его Михаил. Держа в одной руке символ распятия, а другой книгу, окованную золотом и серебром, он обратился к народу по-славянски – не так гладко, с эллинским выговором, но для иноземца очень даже неплохо.

– Люд Киева! Тьму лет назад в далёкой реке по имени Иордан пророк Иоанн крестил сына единого бога, рождённого земной женщиной, имя которому было Иисус. Он пришёл на землю, дабы всяк человек, уверовавший в его отца – Бога Единого – спасся от тьмы невежества и обрёл жизнь вечную. Примите же и вы святое крещение в водах Непры, подобно Господу нашему Иисусу Спасителю, ибо всяк уверовавший в чудо его воскресения убережёт свою душу от чёрной длани диавола. Отвернувшись от деревянных истуканов, каждый из вас, выйдя из этой реки, – рукав священника описал полукруг, блеснув на солнце золотым шитьём, – станет праведником, достойным царствия небесного. Там вас ждут райские кущи. Там нет более страданий, слёз и боли. Там примет вас как своих детей отец наш небесный с сыном своим, имя которому Иисус. В воду, братья и сестры!

– В воду! В воду! – вторя последним словам Михаила, подхватили другие священники, и народ всколыхнулся, однако в реку вступать никто не спешил. Кто-то лишь начал скидывать одежду, кто-то подошёл к самой воде, пробуя её, словно для обычного купания. Кто-то и вовсе стоял, ни на что не решаясь.

– Смелее, киевляне! – раздался голос князя. Но дело не шло: женщины стыдились разоблачаться до исподней рубахи прилюдно, мужчины чесали затылки, вполголоса переговариваясь друг с другом. В воду спустилось всего десятка полтора-два самых отчаянных, и теперь они стояли, ожидая остальных. Заминка росла. Илья насторожённо наблюдал. Сомневающихся принялись уговаривать те же эллинские священники, им вторили крещённые из дружины князя. Сам Владимир ходил меж людей, увещевая войти в воду.

– Не бойтесь, ничего плохого не будет. Да и кто из вас не купался в реке? Смелее!

Число вступивших в реку удвоилось и продолжало медленно расти. Кто-то из мужчин помогал своим жёнам раздеться, поддавшись на уговоры князя, а более того не желая впадать в немилость. Но всё ещё было больше тех, кто противился. Кричали дети, плакали женщины, ругались мужчины. Те, кто успел войти в воду, чувствуя заминку, потянулись обратно на берег. Их старались не пускать. Зарождалась смута. И тут гомон толпы покрыл голос князя:

– Други! Негоже останавливаться на полпути! Не бойтесь и не стыдитесь. Стыдно поворачивать оглобли, не сделавши дела! Всяк из нас, выйдя из чрева материнского, был гол и мокр, так что же с того? Так предначертано роду человеческому жизнь начинать. Так и ныне! Не новую ли жизнь начинаем мы пред Единым Богом и сыном его? Не бойтесь же!..

Стоявший рядом с Ильёй мужичок – низенький, плюгавый, с хитрым блеском в глазах – крякнул и пробормотал, так, что услышал Илья:

– Ну да, стану я бояться свой зад соседу показать! Не тут загвоздка, светлый князь…

Люди, однако же, вняли словам князя и дружнее пошли в воду. Мужичок позыркал по сторонам, оглядел Илью, близоруко прищурившись, и молвил:

– А ты что же в воду не идёшь, воин? Али уже крещён?

Илья помотал головой:

– Не крещён и не собираюсь. Сейчас ухожу из Киева.

– А, да ты Муромец! – узнал его мужичок. – Дело, конечно, хорошее – от наших богов не отворачиваться. Да только нам-то идти некуда. Кому было куда – те ещё ночью ушли. А жить-то надо. Я вот как кумекаю, – доверительно придвинулся мужичок к Илье. – В воду войти – с меня много не убудет. В реке и царь водяной, и берегини речные – всё одно подданные Перуна. Так и я. Ась? Ну, войду я в воду, а славить всё одно наших богов стану. Кто же узнает-то, коли тихо славить?

Он заглянул в глаза Ильи, надеясь увидеть поддержку, но Муромец хмуро молчал в ответ, и мужичок отступил, бормоча себе под нос утешительные слова:

– Была не была… Коли зад мёрзнет, то и крапивой укроешься. Где наша не пропадала? Храни меня Перун-батюшка…

С этими словами он споро скинул с себя одежду, оставшись в исподнем, и заспешил к Непре, продолжая бормотать уже неслышные Илье слова.

Берег пустел, наполняясь лишь оставленной одеждой. Люди стояли в воде – те, что покрепче да посмелее, заходили в воду по пояс и даже по грудь, остальные – больше женщины и дети со стариками – жались к берегу, стоя по щиколотку и по колено. Меж ними сновали молодые священники, кидая на головы стоявших людей пригоршни воды, а на берегу расположились попы с книгами и читали молитвы. Стоном им вторили плачущие от стыда и страха люди. Сквозь слёзы они смотрели на чистое небо, боясь увидеть край тучи и цепляя верхушку заповедного некогда холма, но не находили там привычные столпы славянской веры: гол и пустынен был холм, повержены были старые боги-заступники. Кто теперь вступиться за них, думали враз осиротевшие люди, стоя в воде. Кто защитит скот и урожай от мора? Кто приглядит за младенцем? Кто убережёт от болезни? Кто заступится, если придёт враг? Неужто за всех богов теперь встанет один? Один – за всех! Как это возможно?! Один станет ведать и скотом, и людскими требами? Как поверить в это? Где правда? Не было ответов на эти вопросы, как пуст был холм… Но вот какой-то всадник появился на вершине. Люди всмотрелись пристальнее, и кто-то узнал Илью Муромца. Тот сидел на своём мохнатом коне и печально смотрел на стоявших в реке людей. Люди смахивали набегавшие слёзы, смотрели вновь на вершину, но пуста она была на этот раз – сгинул Илья Муромец, посмевший перечить князю и не изменивший своим богам.

Слушая извечную тишину, готовься услышать тяжкую правду.

Будь стоек и бесстрашен, чтобы это знание не раздавило тебя.

Путь Ильи лежал вдоль левого притока Непры – Десны [7] Полянский князь по имени Кий двигался по Непре с юга, от устья к верховьям, поэтому увиденный им справа приток был назван Десной, то есть Правой (десница – правая рука). , по границе земель северян и радимичей до владений вятичей. Там и до родимого его села было рукой подать. Не терпелось ему повидать родителей, но и засиживаться дома ему было не след: чуяло его сердце, что нужно спешить, что неспокойно на обширных землях славян и нужно давать отпор многочисленным ватагам диких и беспощадных степняков, норовящих запустить зубы в чужой каравай.