Виталий Артемьев - И потекла река времени вспять…

– Ты глаза-то прикрой и то, что тебе сказываю, как картинку смотри. Будто ты сама там, в сказке.

И открылась перед глазами большая равнина, нарядные дома, все в узорочье резном, на лошадях стройная шеренга воинов, закованных в блестящее железо, с длинными пиками. Огромные лохматые чудища, странно трубя поднятыми вверх хоботами, тянули повозки на огромных колесах. А вокруг бескрайние поля пшеницы, женщины в цветастых нарядах поют протяжные песни, вяжут снопы. И вот юноша: по плечам белые длинные локоны, стянутые на голове искусно сплетенной тесьмой, в белой длинной рубахе с вышитым воротом, рядом высокий седой старик. В руке деревянный посох. Оба стоят на крутой излучине реки.

– И крикнул Вольга вороном раз и два, пока не вышел клекот вороний, да столь искусный, что и простому ворону невмочь, и прошла дрожь по округе, по лугам и лесам. И зыбкими стали очертания мира, и текучими стали камни, и деревья поменяли облик. Время вздыбилось и потекло вспять».

Голос старика иногда прорывался сквозь дремоту, иногда исчезал, и тогда девочка слышала шум воды, крики чаек, парящих над излучиной большой реки. Чувствовала дурманящий запах свежескошенного сена. Малины и земляники. Сон был необычайно ярким, приятным.

И вдруг сквозь сон она услышала:

– Очнись. Ты отдохнула. Пора в путь.

Она открыла глаза.

– Ой, дедушка, я и вправду задремала.

Солнце зашло на вторую половину дня.

– Пока дойдешь, грибов корзину опять дособираешь. По грибам и выйдешь, они тебе тропинку быструю до дому покажут. По ней и приходи вдругорядь, пока совсем не оклемаюсь. А от меня тебе будут сказки, а от леса припасы.

Мать только руками взмахнула, увидев столько грибов. И сами наелись, и мальцов накормили досыта, даже часть сушить повесили. Так и кормила целый месяц свою семью, иногда даже соседям перепадало. И приносила не только грибы, но однажды белка показала огромное дупло, полное кедровых орехов. Около родника были заросли моховки, а когда она поспела, еле полную корзину ягод до дома донесла.

Каждый день она навещала деда, ухаживала за ним, как могла, и вскоре дела его пошли на поправку. Он вырезал себе костыль и стал прихрамывая выходить из землянки, греться на солнышке. А она с нетерпением ждала сказок. Правда, они совсем не походили на те, что ей доводилось читать в старой затрепанной книжке без обложки, которую откуда-то принес отец.

И каждый день дед ей рассказывал по одной сказке, в которой обязательно говорилось о сильных людях, покоривших стихии воздуха, воды, земли и времени. В момент рассказа она закрывала глаза и обычно засыпала, и во сне становилась героем сказки: то воином, то Волхвом, то воительницей в блестящей кольчуге, то ведуньей трав и зелий. Воплощения были настолько реальными, что, проснувшись, ей казалось, что она всё еще сохраняет облик того, в чем обличье была во сне. Сказки менялись, менялось время, эпоха, каждая новая сказка была все ближе и ближе к нашему времени. Хорошо помнится последняя сказка, хотя сказкой её уже было трудно назвать, это была уже правда жизни.

«Жила большая семья на краю деревни. Отец да мать, дед да бабка, пара смышленых пареньков, две девицы на выданье да одно дитё, малое еще, не разумное. И хозяйство своё было, и покос, и земли пахотные. Жили на хуторе, на отшибе деревни. Слыли знахарями. И животных лечили, да и людей ведали. Знали, когда какое семя сажать надо, когда урожай собирать. Погоду могли предсказать, а иногда в засуху и дождь вызвать. Три деревни к ним за помощью обращались. Да случился однажды в одной из деревень мор страшный. Какой-то бродяга, холера ему в бок, черную холеру откуда-то притащил. Докторов-то для всех деревень не было. И понеслось. Не щадило ни малых, ни старых. Почитай, полдеревни одной да четверть другой, да и третью слегка зацепило. Пока люди не очухались да в леса не кинулись. Но, прежде чем в леса то уйти, пронеслось молвой, что, мол, это они мор-то навели. Ведьмаки. Надо их сжечь и зараза пройдет. И вот однажды ночью проснулись они от гари. Кинулись к дверям – заперто снаружи. Кинулись к окнам – а оттуда голоса: выйдете, посекём на смерть, гореть вам заживо. И вот собрал дед всех в молельне, дым-то еще туда не дошел. Хотя треск раздавался уже страшный. Встали за ним все по старшинству: отец, два сына, за ними бабка с матерью да две девицы. Мальца на руки подхватили. И крикнул дед вороном, подхватил отец кречетом, сыновья откликнулись беркутами, горлицами заклокотали девицы, бабка с матерью закурлыкали птицами перелетными, закуковал малец кукушкой весенней, даром что несмышлёныш. И потекла река времени вспять, и зыбким стало всё, что было твердым на ощупь, в огромную воронку всосало небо и звезды, и не стало деревни вместе с хутором, как будто и не было никогда, и людей. Теперь там пустырь. Не селятся люди. Исчезла холера, ушла, как и пришла. Разом. Разнесло семью по времени и пространству. Забыли, кто они есть, кем были. Новая жизнь, новое место, новая память».

Странная это была сказка, последняя. Печальная очень.

– Дедушка, а куда их всех разнесло? Они потом нашли друг друга?

– Нет, не суждено им потом было найти друг друга. Не договорились заранее. Не создали один путь, единую судьбу. Времени было в обрез. Каждый попал в свою линию жизни, даже если и где-то пересеклись бы, не узнали бы друг друга. Это как заново родиться, с новым именем и в новом месте. Память прорывается только во снах, а проснешься – не знаешь, правда то или нет. Помнишь только сказку.

– Дедушка, а это ты про себя рассказывал? Эти сказки?

– Эти сказки в моей голове. И последняя не совсем сказка. Вижу её во снах постоянно. Там же подсказки слышу. Когда худо стало, про грибы во сне увидел, вроде как мой дед мне сказал, как ими позвать человека. Попробовал, не знал, что получится. А потом почувствовал, что кто-то идет по грибы. Вот ты и пришла. Совсем стар я стал, видно, помру скоро. Пришло время дар передать. Нельзя с ним уходить в мир иной. Передача сказки прекратиться, завет предков не будет исполнен. Некому мне передать было, а ты пришла, вижу, душа чистая, светлая, сразу почувствовал, что сможешь принять дар, сможешь вместить. Теперь сказка в тебе живет. В нужное время вспомнишь каждое слово. Осталось научить тебя кличу да и предостеречь. За этим даром охотятся. Когда клич крикнешь, пространство меняться начнет, время вспять потечет, увидишь это воочию, как реку стеклянную. Если заранее проторишь в уме дорожку, по ней пойдешь. Если клич будет внезапным, куда занесет и кем будешь, того не будешь знать и себя прежнюю помнить. Если клич не получится, то станешь заметной из-за выплеска силы. Начнут искать. Клич нельзя раскрывать чужим. Сила в нем страшная. Если достанется недобрым людям, то весь род людской погубить могут, или поработить. А время придет, как у меня, сила сама тебе подскажет, кому дар передать, сама притянет к тебе правильного человека, поймешь безошибочно, что это он.