Андрей Вейц-Ветер - Пламя в парусах. Книга первая

Головным убором ему служила чудная плетёная шляпа с широкими полами, скрывавшими лицо по самую переносицу. Белёсая рубаха и коричневые штаны явно предназначались кому-то более тучному, а из-за алого кушака выглядывала деревянная дубинка с обмотанной рукоятью, которую незнакомец носил на манер меча в ножнах. На переброшенной через плечо верёвке болтался потёртый вещевой мешок.

За свои пятнадцать годков подобные одежды я видел разве что в книгах, и никогда прежде не встречал воочию. Очевидно, что глазам моим предстал чужеземец из некой далёкой страны. И хотя только дураки относятся к чужакам легкомысленно, как я ни старался, а настороженность моя сменилась жгучим любопытством.

– Эй. Эй! – окликнул я странника.

Окликнуть-то окликнул, но сделал это до того невежливо – не убрав пальцев с тетивы, – что сам тотчас же едва не зарделся от стыда. Незнакомец остановился, а я, перебросив лук через плечо, принялся поспешно разоружаться.

– Приветствую! – снова крикнул я, заталкивая неладные стрелы за пояс.

Незнакомец не ответил. Он остановился вполоборота и на меня даже не взглянул. Хотя, если б и взглянул, наверняка из-за своей дурацкой шляпы ничего бы не увидел. Казалось, он прислушивался, и у меня сразу же возникла догадка: быть может, он слеп? Это объяснило бы шляпу, но… одинокому слепцу в наших краях просто неоткуда взяться.

Незнакомец меж тем отвернулся – собственно, только тогда-то я и понял, что его голова всё же была обращена ко мне, – и зашагал прочь, не обмолвившись и словом. Он прошествовал мимо моего лагеря, ударяя посохом в землю, и стал постепенно удаляться.

– Эй, подожди! – крикнул я ему вослед и принялся торопливо спускаться.

Спустился. Точнее, скатился кубарем. Обломил одну из стрел, да ещё и в костёр наступил, вновь уронив тушку кролика на угли, но внимание чужеземца так и не привлёк.

И идти бы ему своей дорогой дальше… но так ведь брёл он в никуда!

Моя деревня, что носила название Падымки́, располагалась на косом полуострове, сквозь который бежала река; совсем недалеко от моря. Пожалуй, это было самым глухим местечком на всём Драриндаине, – одном из островов Атаранской гряды, что в Светлом море. Даже сборщики податей – и те заглядывали к нам не часто, хотя до ближайшего городка было не более двух дней пути. В Падымки вела единственная дорога, но среди скал у восточной окраины таилась ещё и малоприметная бухта. Бухта Контрабандистов, названная так вовсе не ради красного словца. Именно оттуда-то – морем – чужак и прибыл.

Сама же деревня вовсе неспроста заимела такое название: хоть и вела к ней отвоёванная у леса дорога, но незнакомый с местностью путник наверняка заплутает, покуда не посчастливится ему разглядеть дым печных труб над холмами и изломами. Такая уж у нас земля. А в нынешний час печи не топили. Чужеземец шёл почти правильно, но взял слишком южнее. Совсем скоро он выйдет к клифу, который обрывается прямо в бурлящее море, и, коли жизнь ему дорога, неизбежно повернёт на север. Просто не сможет в тумане отыскать иного пути. Пройдёт мимо Падымков, хотя деревня будет у него прямо под боком, и наверняка на веки вечные пропадёт в густых лесах.

И, казалось бы, мне не было дела до его судьбы. Но ведь это не по-людски! Хоть он и чужак, но он на моей земле, и позволить ему плутать в безвестности значило бы не только совершить грех безразличия, но и попрать все правила и обычаи гостеприимства.

А священные те обычаи почитались, насколько я слышал, у всех добрых людей по всей-всей земле. Быть может, о них ведомо и чужеземцу? Я смахнул с лица выбившиеся из очелья пряди и, шагнув ещё немного вперёд, прокричал:

– Гелиадр здравствует, путник!..

Чужак остановился. Обернулся. Довольно резко, ломано, но без видимого напряжения. Значит, язык он понимал, и ему ведомы были священные законы.

– Друг?! – продолжил я меж тем. – Или же враг?

Таковыми являлись слова приветствия. Те, что я сумел запомнить, вычитав их некогда в книгах. В ответ чужеземец развернулся и направился прямо на меня, всё так же отмеряя шаги гулкими ударами посоха. Хотя на поверку тот оказался обычной корягой в человеческий рост.

– Друг , – прозвучал ответ, сдобренный донельзя странным акцентом.

Сам я, надо сказать, был довольно высок для своих годков, но чужеземец заметно превосходил меня в росте, а взгляд его оказался тяжёл и умудрён опытом прожитых лет. Больше не оставалось сомнений, что он зряч. Вблизи его одежда казалась ещё более удивительной и замысловатой, а то, что я сперва принял за дубинку у него на поясе, в действительности оказалось причудливого вида чуть изогнутым мечом в ножнах.

Я тяжко сглотнул и едва не подался прочь от чужеземца, так сильно его взгляд давил на меня. Однако он терпеливо ждал, и я понял, что должен продолжить приветствие.

Вот только теперь вспомнить правильные слова никак не получалось.

– Раз… раз ты друг, то дозволь приветствовать тебя на этой земле, чужестранец, – произнёс я и, лишь единожды запнувшись, немного утвердился в своей решимости. – Но знай, что ты сбился с пути и бредёшь обратно к морю. Если желаешь, я могу отвести тебя в свою деревню… но прежде – не разделишь ли ты мою трапезу?!

Последние слова я выпалил совершенно необдуманно, и сам же им и ужаснулся. Заместо разума во мне сверх всякой меры взыграло любопытство. А это – ошибка.

Более того, оглянувшись, я увидел разорённое моей собственной поспешностью место постоя. Вещи разворошены и раскиданы, костёр почти затух, еда в золе.

И тем не менее чужеземец отступил на шаг и произнёс плохо внятное: « Почту за честь ». Я сперва даже и не понял, что он сказал. А поняв, поверил далеко не сразу!

Но это оказалось никакой не издёвкой, и злого умысла в словах чужеземца тоже не было. Он принял моё приглашение, и вместе мы устроились у костра. Я очистил пригоревшую тушку от золы и разделал её прямо на камнях; с собой у меня оставалось ещё несколько домашних лепёшек, да и пригоршня ягод набралась. Всё это, включая и вино, я предложил своему гостю. Отказываться он не стал, хотя, скорее, из вежливости. У него же с собой в достатке нашлось сухофруктов и вяленого мяса, а ещё он предложил мне некий пряный напиток: разлил его по маленьким чашечкам, но не позволял к ним притронуться, пока те не нагрелись у костра. Вкусный, необычный, но слишком крепкий.

Отзавтракав, я наконец-то закончил донимать чужеземца расспросами и предложил ему двинуться в путь. Только предупредил, что по дороге мне потребуется сделать ещё одну короткую остановку. Он, ясное дело, не возражал.

Не прошло и получаса, как я предстал перед одиноким каменным постаментом, на котором покоилась бронзовая чаша. Опустился перед ним на одно колено. Это была могила. Место захоронения моего деда, ушедшего из жизни ещё до моего рождения. И хотя я никогда не знал его, отец частенько потчевал меня удивительными историями его жизни – одна невероятнее другой. И потому я безмерно уважал его. В лучшие свои годы он был лихой авантюрист и торговец, ловелас, путешественник и мот, и из жизни ушёл в почтенном возрасте ста семнадцати лет. Не от ножа или стрелы, но по естественным причинам. Гайо – верховное божество света и пламени, – забрал его в свою обитель.