Ибратжон Алиев - Конструктор миров: Созидатель

Когда он запустил, вышел лазерный луч. Для эксперимента, он бросил на луч болтик, который лежал у него на столе. И… болт испарился! Он просто испарился! И тут же второй луч пропал, а за тем вновь появился! Это и было доказательством моей правоты! Теперь, оставалось направиться в прошлое. Он взял с собой книги, телефон, хлеб со сгущёнкой, который ему положила мама, вместе с бутылкой кипячённой воды. В его сумке было всё необходимое. От лекарств и книг, до еды. Он захватил аккумулятор, инструменты и он решил захватить новую солнечную панель, которую создал один студент, как он утверждал, это была высокоэффективная солнечная батарея и должна была выдавать энергии гораздо больше, чем другие батареи. Взяв всё необходимое, тепло одевшись, он взял небольшое стекло и, разбив его молотком, расположил осколки в нужном порядке перед лучом. Луч прошёл в несколько сторон и сфокусировался в одной точке. Получилось что-то наподобие гиперболоида. Затем он подошёл к столу и, достав один из черновиков, написал письмо.

Всё, что он делал, снимала камера ноутбука, который он расположил. Именно в этот день 13 октября 2016 года, было осуществлено первое перемещение во времени предмета, а именно металлического болта! И именно в этот день должно было быть совершено первое путешествие во времени человека! Он ощущал, что это начало новой эры! Конечно, он мог всё это рассказать, но теперь, после того, что эти люди сделали с его «Электроном», с тем как человечество растоптало его проект и смеялось над ним, он не мог пожертвовать и этой идеей, он должен был проверить эту идею сам. Уже не было времени проводить эксперименты на животных.

Он всё обдумал, затем обработал спиртной влажной салфеткой иголку и уколов себе палец оставил в одной из пробирок, которую он промыл несколько капель своей крови. Рядом он положил несколько отрезанных волос. Если он не вернётся, то при помощи ДНК, можно было искусственно создать его потомство, чтобы мои родители были не одиноки без него. Ведь он был единственным ребёнком у своей матери, которая родила его в свой 41 год. Кроме того, это было важно и для науки.

Когда он взглянул в окно подвала, которое было небольшим и довольно узким, он увидел, как учитель уже шёл с книгой. Перед его глазами пробежала вся жизнь. Затем он улыбнулся и, поклонившись, словно всему этому миру за его доброту, пошёл прямо на красный лазерный луч.

Что было дальше он не помнил. Всё, что он помнил, это то как его сильно ослепило. Когда он смог вновь видеть, он лежал на тонкой улице. Вокруг него были довольно старые дома. Он оглядывался по сторонам. К счастью никого не было, и он заметил несколько досок и что-то напоминающее диски жернова. Взяв всё что ему попалось под руки, он кинулся подальше от города. Убегая, он успел сдёрнуть кое-какую местную одежду, которая должна была просушиться…

Вскоре, пройдя не малый путь, ему удалось добиться того, что пешком дошёл до Европы и ему даже пришлось принять новое имя – Хан.

Как только Хан появился в Германии, некоторые поглядывали на него и шушукались. Женщины в узких платьях, подчеркивающих их фигуру прятались за широкими шляпами или веерами. Мужчины в прямых, коротких куртках или смокинге и туфлях с каблуком, на их коротко стриженных головах были котелки или цилиндры, они рассматривали гостя через монокль или делали вид, что не замечают его странного одеяния. Хан был человеком из востока, поэтому был одет в не стесняющий движений пиджак, с видными белыми рукавами рубашки, обычные, слегка пышноватые шаровары и деревянная, сделанная из темного дуба трость. Его молодое, невинное, а главное чистое лицо выделялось из суровых и, немного грязных лиц мужчин. Хан глядел на немцев бегло, конечно, заглядываясь на дам и приветливо им кивая, но цель была его одна, узнать какой сейчас год. Увидев в конце улицы, чьи дороги были массивны камнем, людей с газетой. Один из мужчин вольготно устроился у бочки с алкоголем, пока второй перекатывал их в бар. Их замызганные в пыли зеленые фартуки выделялись из немного грязных и суетливых тонов города.

– Простите меня, сер, не могу ли я спросить какой сейчас год? – Хан чисто на восточном акценте проговорил слова, которые учил будучи у себя дома.

– Сейчас 1880 год, – ответил ему нервный, звонкий голос.

Хан кивнул и поспешил ретироваться. Ему, очнувшемуся в Германии 1880 года, было не по себе. Эти старинные дома, эти сияющие вывески разных магазинов. Эти достаточно приветливые господа, что снимают шляпы при виде красивых дам, что идут по светлой улице. На дорогах ехали кареты, запряжённые кони отдавали дробь по камню.

Хан отлично знал время, в котором тот оказался. Он не раз о нем читал в учебниках по истории, мечтая однажды туда попасть, но он представить себе не мог, что и правда здесь окажется. Все эти люди были так невинны, чисты взором, но грязные внутри. Молодой человек подумал, что это его шанс наконец-то получить признание, он быстро начал искать какую-нибудь научную академию, дабы продемонстрировать свой ум и талант.

Неудивительно, но он ее нашел, но это было через два дня его присутствия в этом дивном времени. Хан отложил это дело на потом, ведь, чтобы найти какую-нибудь академию нужен экипаж с каретой и хотя бы какими-нибудь сбережениями. Поэтому он начал заходить в разные магазины и спрашивать о работе, конечно, немногие говорили ему «да», а лишь вежливо отнекивались, говоря, что ничего не требуется. Другие с радостью принимали юношу на подработку, помыть посуду в кафе или помыть пол в баре, обслуживать гостей в отеле. И все это Хан выполнял с утонченностью, будто настоящий житель Германии. Так он скопил некоторые сбережения и нанял экипаж.

Хан удосужился получше рассмотреть город, все его закутки и переулки. И наконец нашел одну академию, правда к этому времени был уже день. Он приказал своему экипажу подождать, а сам пошел через дорогу к воротам. Академия была достаточно большой, с территорией, которая была ухожена и выглядела презентабельно. Кирпичное здание возвышалось над улицей, отбрасывая тень. У Хана передёрнулись плечи, пока он открывал железную калитку. Перед ним стояла будка с мужчиной, у него были пышные бакенбарды и виднелись седые волоски. Синяя форма говорила о том, что это жандарм. После учтивого приветствия, Хан прошел через массивную деревянную дверь академии и его взору предстала сверкающая от огней на люстрах комната. Здесь были мягкие диваны, шелковый ковер и лестница с мраморными перилами, плитчатый пол был вымыт до блеска. Хан был поражен красотой.

– Вы записаны, сер? – проскрипела маленькая старушка, ее морщинистое лицо светилось добротой.

– Нет, добрая женщина, но у меня есть дело к вашему начальнику, – Хан кивнул ей и поцеловал запястье.