Лев Соловьев - Выбор

Добрыня прищурился, въедливо рассматривая девушку:

– А ты как знаешь, что она уехала?

– Хватит так на меня смотреть. – Будана придала голосу максимальную непринужденность. – В нашем тереме все про всех знают. Говори, не томи.

Добрыня смутился от излишне проявленной подозрительности.

– Только что приехала. Ты через ворота вошла, а Марфа через дверь вышла. А зачем ее княгиня-то ищет?

Будана не обратила внимания на последние слова, бросаясь к невысокой дверце, ведущей в подсобное помещение терема, соединяющееся с комнатами слуг.

Заметив усмешки парней, несущих на кухню корзины с овощами, Будана зло посмотрела в их сторону. Убедившись, что улыбки исчезли, она, высоко подобрав подол платья, побежала, сверкая голыми лодыжками.

Дверь сменяла дверь. Поворот менялся поворотом, все сокращая расстояние до покоев Марфы и время до ее встречи с Ольгой.

– Княгиня! Княгиня! – Будана не стесняясь прокричала в спину Марфе. Вздох облегчения вклинился в сбивчивое дыхание при виде поворота Марфы, среагировавшей на крик.

Удивление, вспыхнувшее в глазах Марфы, придало лицу, обрамленному растрепанными волосами, нелепое выражение.

– Здравствуйте, княгинюшка Марфа. – Будана постаралась улыбнуться, сдерживая сбивчивое дыхание.

– Здравствуй, Будана. – Марфа сдвинула брови, образовавшие зловещую морщинку на лбу.

– Матушка-княгиня ожидает в ваших покоях… – Будана замялась, опуская глаза в пол.

– И что? – Марфа повысила голос.

– Мне кажется, вас ждет неприятный разговор.

– Рассказывай, не томи, коль уж начала. – Марфа злилась и не скрывала этого.

– Ночью за вами проследили люди княгини. Они доложили ей, что вы встречались с каким-то мужчиной.

Марфа побледнела.

– Вам лучше во всем сознаться и раскаяться, тогда, может быть, гнев Ольги смягчится. – Будана нагнетала обстановку, видя, как меняется лицо Марфы, выдавая смятение и растерянность.

– Бред все это! – выпалила Марфа. – Не суй свой нос, куда не просят!

– Простите, если что не так. – Будана смиренно опустила голову. – Я хотела как лучше.

– Слухи распускать будешь – запорю до смерти.

Не поднимая головы, Марфа повернулась, направляясь в свои покои, напоминая осанкой дружинника перед боем.

Лицо Ольги казалось темным пятном на фоне окна. Марфа прищурилась, вглядываясь в еле различимые черты. Возникло ощущение нереальности происходящего, подчеркнутое зловещей тишиной.

Княгиня молчала. Марфа отчетливо слышала удары своего сердца, монотонные и вязкие, отдающие эхом в голове.

– Молчать долго будешь? – негромкий, но наполненный гневом голос Ольги заставил Марфу вздрогнуть. Совершенно лишними казались эти слова, разорвавшие тишину и хороводом закружившиеся в мозгу.

Рот не открывался, и язык не поворачивался. В голову не приходило то слово, с которого должна начаться ее речь. Девушка глубоко вздохнула, сосредоточившись на пятнах грязи, прилипших к подолу.

– Скажи что-нибудь. – Интонация Ольги стала мягче. Марфа различила легкий испуг, скорее угаданный, чем расслышанный.

– Прости меня, матушка-княгиня. – Слова звучали тихо, почти шепотом, забирая у девушки последние силы. Слабость подогнула колени, вызывая непреодолимое желание упасть на пол и молить о прощении. Осознание ужаса совершенного давило на плечи, все больше пригибая к земле.

– Где ты была? – Голос Ольги звучал далеко и еле различимо.

Марфа медленно опустилась на колени, задавленная стыдом.

– Я встречалась с мужчиной, – наконец-то нашлись подходящие слова. Девушка закрыла глаза, чувствуя облегчение. Вокруг потемнело, и она повалилась на пол, погружаясь в эту темноту.

Удары ладоней обожгли щеки, отозвавшись тупой болью в затылке. Марфа открыла глаза. Ольга сидела рядом с ней на полу, аккуратно поддерживая ее голову. В лице княгини не было гнева, лишь озабоченность и беспокойство. Марфа уткнулась Ольге в грудь, пряча в складках ткани невыносимый стыд. Она плакала, задыхаясь и всхлипывая, переполненная нестерпимым желанием открыться.

Слова полились бесконечным потоком. Сбивчивые и бессвязные, они постепенно выстраивались в историю любви. Слезы не останавливались, обжигая уголки дрожащих губ.

Камень лжи и предательства, который она носила последние годы, свалился с души.

Марфа столько таилась и пряталась, что сейчас рассказывала все с неистовством, ничего не пытаясь утаить.

С каждой фразой приходило облегчение. Она как будто перекладывала всю тяжесть ответственности на Ольгу. Каждой новой подробностью, рассказанной княгине, она как будто говорила: «Я такая, тебе решать, что со мной делать…» Ей уже не нужно было думать о том, что будет в результате порочной любви, – все уже случилось.

Марфа оборвала рассказ неожиданно, на полуслове.

Слезы закончились, и вместе с ними закончились слова. Только припухшие губы еще дрожали, влажные от соленой влаги.

Она чувствовала себя опустошенной и уставшей. Голова гудела, а тело ослабло.

Ольга встала, сурово глядя сверху вниз на сидящую без сил Марфу.

– Мне надо идти, но наш разговор не окончен.

Княгиня стояла над девушкой с каменным лицом, в котором застыла растерянность.

Марфа украдкой глянула вверх, не понимая, что ее ждет.

– Отдыхай, а то ты утомилась сегодня ночью… – Ольга становилась собой. Властной и бескомпромиссной. Марфа поежилась, обхватив себя за плечи и понимая, что, возможно, худшее впереди.

Ольга, остановившись в дверях, еще раз посмотрела на подавленную невестку и стремительно вышла.

– Быстро ешьте и проваливайте! – Обвисшие щеки Лукерьи подрагивали от раздражения, делавшего ее голос визгливым.

Поварихе было безразлично, какую степень близости к княгине имеют завтракающие на кухне слуги. В этом помещении командовал только один начальник, чьи права повелевать не оспаривались никем.

Будана вздрогнула, выходя из состояния блаженной задумчивости. Она с наслаждением прокручивала в голове блестяще организованный позор Марфы, рисуя драматичный финал в своих фантазиях. Повариха вернула ее на землю, за большущий стол с сидящими вокруг слугами. Монотонно двигающиеся челюсти и раскрасневшиеся лица казались менее реальными, чем мечты об устранении соперницы. Окрик Лукерьи вызвал замешательство, трансформировавшееся в ускоренное пережевывание пищи. На лбу Ерофея, отвечавшего за чистоту двора, проступили капли пота.

Будану подмывало выкрикнуть что-нибудь дерзкое в ответ, но, оценив десятипудовую фигуру поварихи, не уступающую ростом самым дородным дружинникам, княжеская фаворитка сдержалась.

Будана демонстративно потянулась, громко зевнув, показывая всем видом свое полное пренебрежение к командам поварихи.