Лев Соловьев - Выбор

Марфа замерла у входа, прислушиваясь к тишине, в которой отчетливо слышались удары ее сердца. Лошади оживились, чувствуя присутствие человека. Звездочка – пятнистая кобыла – ласково щекотала мягкими губами ладонь, съев предложенный ей кусок хлеба. Недовольная, что лакомства больше нет, лошадь ткнула Марфу мордой в плечо, громко фыркая.

– Тихо, Звездочка, – одними губами сказала Марфа.

За стеной в соседнем стойле послышалось кряхтение, и в центральный проход конюшни вытянулись ноги в стоптанных лаптях. Ноги показались Марфе огромными. Она ожидала, что вслед за ними появится человек, но ноги затихли, и послышалось легкое похрапывание их хозяина.

Накинув уздечку на голову лошади, девушка, осторожно ступая, направилась к выходу.

– Стой! Ты кто? – раздался сонный голос, адресованный спине Марфы.

Марфа вздрогнула, боязливо втягивая голову в плечи. Девушка медленно повернулась, заранее растянув губы в глупой улыбке.

– Простите, княгиня. – Парень смутился, явно не зная, как реагировать на гуляющую по конюшне княгиню.

– А ты кто? – спросила Марфа.

Лицо парня было знакомым, но она не могла вспомнить его имени.

– Я – конюх Добрыня. – Парень улыбался по-детски открыто и добродушно.

Марфа невольно улыбнулась в ответ, чувствуя к конюху неосознанную симпатию. Девушка подошла к нему вплотную и знаком пригласила опустить голову к ее лицу.

– Не говори никому, Добрыня, что видел меня, – прошептала Марфа в оттопыренное ухо конюха, а затем поцеловала его, едва коснувшись щеки, покрытой легким юношеским пухом.

– Хорошо. – Улыбка Добрыни теперь выглядела глупой.

Звездочка, очутившись на улице, втянула ноздрями теплый ночной воздух.

По телу животного пробежала дрожь, передавшись Марфе. Широкая спина животного без седла оказалась скользкой, вынудив девушку крепко прижать колени к шелковистым лошадиным бокам. Звездочка фыркнула, резво сорвавшись с места. Марфа опустила лицо, прижимаясь к гибкой шее лошади. Ветер откинул с ее головы плащ и разметал непрочную косу, распушив волосы по плечам.

Звездочка уверенно направилась за городские ворота, унося Марфу навстречу любимому.

Каницар лежал на спине в состоянии полудремы, закинув руки за голову. Ему нравились моменты, когда в отсутствие опасности дремота склеивала ресницы и не требовалось видеть окружение и глазами, и затылком.

Каницар служил телохранителем у Ольги. Его и Будану подарил мужу Ольги – Игорю – угорский дьюла Фаличи в знак братания и дружбы. Князь, в свою очередь, отдал их обоих жене. Давно уже покинул этот мир Игорь. Пришла смерть и к Фаличи, а парочка угров продолжала верно служить княгине.

Каницару редко приходилось вступать в поединки, защищая Ольгу. Народ ее любил. Поэтому имелось мало свидетелей его воинского мастерства. Не очень высокий, но с хорошо развитой мускулатурой, гибкий и подвижный, он был совершенной военной машиной, но никогда никому этого не показывал.

Несмотря на редко демонстрируемые воинские таланты, его все побаивались во дворце княгини. Даже бывалые дружинники относились к нему с осторожностью, настолько волевым и непреклонным был его вид.

Красота не коснулась лица Каницара, но от него исходил дух настоящего мужчины, что вызывало трепет у женщин и уважение у мужчин.

Дверь в его каморку приоткрылась, и в узкую щель прошмыгнула Будана. Каницар лениво повернул голову в ее сторону. Появление служанки Ольги не предвещало ничего хорошего. Во всяком случае, отдых уже закончился.

– Вставай, лоботряс. – Будана посмотрела на Каницара исподлобья, делая суровое лицо.

– А ты-то кто? – Каницар попытался огрызнуться. – Главная бездельница княгини.

Он всегда отвечал на колкости рабыни, чтобы не выглядеть бесхребетным, хотя понимал, что выполнит любое ее требование. Люди, видящие со стороны такую покорность этого воина перед рабыней, подозревали его огромную и безответную влюбленность. Это было распространенным заблуждением, которое не пытались развеять ни Каницар, ни Будана.

Когда Фаличи отдавал их в услужение русским князьям, он назначил Будану главной в их дуэте и заставил Каницара поклясться в покорности этой хитрой девчонке. Фаличи знал твердость слова Каницара и, вытребовав у него эту клятву, был уверен, что Каницар ее никогда не нарушит.

Воин огрызался, злословил, чтобы Будана многого о себе не мнила, но всегда исполнял ее поручения.

– Вставай быстрее, – Будана начала трясти воина за плечо. – Нет времени препираться.

Каницар лениво сел на лежанке.

– Слушаю и повинуюсь, моя госпожа, – он отвесил поклон, не вставая, и уткнулся лицом ей в живот. Мягкая ткань рубашки приятно пахла домашним уютом, которого Каницар не знал в своей жизни, но мог предполагать по тем обрывкам младенческих ощущений, когда у него еще была мать.

Будана оттолкнула Каницара, казавшегося по сравнению с ней великаном.

– Нужно проследить за Марфой. Она куда-то собралась. Поторопись, медведь, а то упустишь.

– А тебе это надо – следить за женой князя? Я понимаю, что ты к нему неравнодушна. Но Марфа-то тебе зачем?

– Не задавай вопросов, а действуй. Если бы ты соображал так же быстро, как я, то был бы главным. – Будана любила подчеркнуть свое доминирующее положение, и это задевало Каницара.

– Про мой ум не надо – с меня достаточно и силы. – Каницар резко поднялся, подхватил плащ, лежащий на кровати, и направился к выходу.

Он всегда спал одетым, поэтому на сборы ему не требовалось много времени.

Перед тем как нырнуть в низкий дверной проем, он сгреб в руку две сабли, висевшие на стенке, и направился в конюшню.

Святослав задержался у окна, убивая время в надежде, что Будана угомонилась и легла спать. Невольная тревога, усиленная видом пустой улицы, подсвеченной яркой луной, растеклась в глубине души вязким фоном, растворив в себе остальные чувства.

Цоканье копыт, вонзаясь хлесткими щелчками в тишину спящего города, предвосхитило появление всадника, в котором Святослав без труда узнал жену.

Пальцы сжались в гневном порыве, оставляя на ладонях белые пятна, помогая справиться с желанием пуститься вслед за Марфой. Сладостное предвкушение встречи с Малушей окончательно погасило внезапно вспыхнувший порыв.

Князь, постепенно успокаиваясь, наблюдал за женой, исчезающей в темноте. Тревога за Марфу, стыд за неверность, неловкость за пьянство – все улетучилось, вытесненное неудержимым желанием обладать Малушей.

Святослав отошел от окна с лихорадочной поспешностью, не обратив внимание, что вслед Марфе от терема Свенельда отъехал всадник, заботясь больше о скрытности, чем о скорости передвижения. Он переехал со светлой стороны улицы, скрывшись в длинной тени, отбрасываемой галереей зданий.