Мария Вислогузова - Глаз Дракона. Хранитель

Ветер сносил девочек в сторону от поляны. Когда они приближались к её границе, ножка цветка, неровно срезанная особым родом природной Силы, поднялась до высоты бутонов.

Старшеклассники, выглянувшие из одного из крайних Адуванчиков, спохватились первыми. Они знали, как можно разрешить дело без магии, и оказались ближе других. Девушка забралась напарнику на плечи и длинным шестом, которым вытягивали из верхушек цветов семена, постаралась ухватиться за полую ножку парящего Адуванчика. Они оба подзывали учеников с соседних бутонов, которые и так спешили на помощь: человека три забиралось на сердцевинку, несколько пар на разной высоте готовились перехватить шест на лестнице, кто-то остался на земле. Шест проткнул одну из стенок, заставив цветок покачнуться. Саша с Соней вскрикнули: шар ухнул вниз и выровнялся. Он вдруг остановился. Девушка спрыгнула и дала схватиться за орудие другу и нескольким подоспевшим помощникам. Они дружно потянули шест на себя. Цветок поддался, он стал рывками спускаться. Хруст, как маленький гром, заставил ободряющие выкрики замолкнуть. Стебель не выдержал: тонкое дерево в металлической оправе разрезало его, Адуванчик продолжил подниматься. Оставалось всего несколько минут, бутон попадёт в зону, где потоки сильнее, и его отнесёт под самый купол…

Замершего в отстранении мальчика, отыскавшего на поляне уголок темноты, тронул шум, пожаром расходившийся от мага к магу. В нос ударил резкий всплеск чувств и эмоций: расплавленный сахар забавы, медовый завороженности, острый азарта.

Получеловек очнулся от уныния, сковывавшего его неукротимым льдом, какой закрывал доступ к воле кому-то внутри него. Он распахнул свои глаза иными, голубой свет вырвался из зрачков. Если бы рядом кто-то был, он бы заспешил убраться. Символ его осквернения пугал и самых могущественных носителей, потому что был предвестником: не человеческая часть проснулась.

Горький ореховый запах страха испугал его. Он знал, кому такой принадлежит. Руки крепко сжали лист Адуванчика, мостик, на котором он сидел. Получеловек прислушался к ощущениям, его спокойствие и холодность, залог безобидности, разрушились ударом беспокойства. С ними что-то случилось? Желание отгородиться от реальности, чтобы утихомирить заискривший пепел изнеможённого пожарами тела, отклонилось. Нужно успокоиться иначе, убедиться, что всё под контролем других, тех, кто не уничтожит половины собравшихся в попытке совершить что-то ради света. Не может такого быть, чтобы кто-то на острове попал в беду.

В тревоге он напряжённо вглядывался сквозь свет в переполох на лугу. От его рук по зелёному листу, как яд, расползалась тьма, он чернел и понемногу отмирал. Вслед за чьей-то поднятой рукой взгляд получеловека проследовал к парящему Адуванчику. До слуха донеслись вскрики знакомых голосов. Страшная догадка подтвердилась, внутри Саша и Соня, люди, которых он мог назвать хоть чуточку близкими здесь. Они в опасности. Голова отозвалась болью непонимания: почему все радуются? Почему никто не спешит на помощь? Диссонанс внёс паники, чьи шипы разрывали нити совладания.

Заражённый тьмой разум не позволял заметить преподавателей, какие, по инструкциям, спешили освободить подруг, как только цветок выйдет из зоны запрета магии. Проклятье не давало вспомнить, что в такой части мира, в этом доме тысяч детей, нет места привычной опасности. Сущность начала красть контроль, удачный расклад позволял ей не вступать в открытое противоборство. Мысль, что девочкам не позволят упасть, пусть при этом хоть весь урожай будет погублен, вытеснялась упорно. Злой блеск коварной усмешки мельтешил на грани сознания. Его подстрекали к действию.

Недовольство закипало, и из него родилась необходимость. Он должен спасти их.

Мальчик спрыгнул с мостика, пролетел восемь метров и приземлился так, будто спрыгнул с табуретки; ноги не почувствовали боли, тело уже готовилось. Свирепость нарастала, маскируясь так, чтобы он не смог её различить.

Получеловек всей своей частью души стремился защитить тех, кто был, как и все, добр к нему, и, в отличие ото всех, своим видом, не требовал ответов, тех, кто не боялся его. Он побежал к лесу, некоторые деревья которого не сильно превосходили высотой цветы.

Для него искусно подменяли восприятия. Пока в скрытой от него части сознания некто забирал власть над телом, подготавливая клетку разуму мальчика, он попал в ловушку воспоминаний. Порыв спаси, сохранить жизни Сони и Саши, оказался настолько сильным, что кое-кому в их, сейчас общем, сознании, удалось, хоть он и был ослаблен ядом, раздуть из беспокойства раздражение, а из него злость и агрессию. И, в итоге, создать достаточно пищи для того, чтобы выйти на свет из прочных оков сопротивления.

Итак, мальчик окунулся в прошлое. Нет, не в ту его часть, которая преследовала кошмарами долгие дни, и не в ту, что была запечатана после оживления кое-кого и его проклятья. Ему виделись перерывы между напряжёнными, выматывающими тренировками, на которых он учился противостоять кое-кому и использовать его способности. Получеловек смотрел в воспоминаниях на тех, кого сейчас пытался спасти.

Это из-за девочек он решил, что может позволить себе использовать сверхчувства и некоторые потенциалы внутренней сущности: улучшенные зрение, слух и обоняние, регенерацию и силу. На занятиях, которые некто не хотел ему показывать, он овладевал новыми возможностями тела, стремился подчинить силу. Он учился быть быстрым и ловким, сдерживать вспышки агрессии и, следующие за ними, обращения. А вот нюх развивал на их встречах.

Тысячи новых запахов накрыли мальчика, как только он пришёл в себя. Они возникали из ниоткуда и ни с чем материальным не соотносились. Нескольких дней в темнице хватило (на свободе он мог бы соотнести это скорее), чтобы понять, что ароматы, а, иногда, зловония, зависели от настроения существ вокруг, их ощущений и эмоций.

Мальчик стал следить за собой (единственным, кто жил в темнице катакомб и был доступным для наблюдения). Он удивлялся, как быстро привыкал к запахам своих эмоций, как они превращались в ненавязчивых спутников, готовых всплыть по одной мысли, и как посещения приносили какофонию новых, неизведанных. Получеловек не мог не заметь, что запахи чувств каждого различаются: когда был уверен в настроении временного собеседника и вспоминал закреплённый за собой аналогичный, запахи разнились.

Со временем он начал примерно различать рода ароматов и отличать их. А чтобы различать тонкости неповторимых носителей информации, разум требовал большего мастерства, чуть ли не виртуозность. Чтобы считывать изменения сквозь такое понимания мира, он всегда спрашивал. Посреди любого разговора, самого тягостного молчания, он спрашивал. И никто из них не считал это странным. Все здесь развивали свои дары, особенности и Силы и помогали другим в этом. Здесь каждый из них находил дом… Но не он, нет, получеловек не мог себе такого разрешить. Страдание выкинуло его из приторного забытья.