Мария Вислогузова - Глаз Дракона. Хранитель

Редкие цветы на нашем острове – отнюдь не редкость. Столько видов растёт бок о бок, что это заранее кажется выдумкой, но я не выдумываю, честное слово! Как столько эндемиков из разных миров умудряется расти на одном небольшом острове, не отличающемся разнообразием климата? Магия. В прямом смысле этого слова. Сила мисс Харингхтон позволяет каждому из них жить в нужных ему условиях.

В нашем мире почти нет мест, где могли бы цвести «Адуванчики» (и, да, я не ошиблась в написании, ведь говорю не про какие-то обычные одуванчики). Людские и наши такие цветы немного похожи, наверное, только в случае, когда не нужно указывать на масштаб. Адуванчики высотой примерно в семь-восемь метров (не знаю, стоит ли говорить, что они выдерживают вес взрослого человека?). Если бы кто-нибудь умудрился сорвать побег, когда тот оставался полным семян, легчайший ветерок сразу унёс бы беднягу в дальние дали, откуда ему было бы сложно вернуться. Цветут Адуванчики сразу белыми, пропуская стадию жёлтого цветения одуванчиков. Сердцевина каждого походит на прожектор, сияющий неповторимым оттенком. Вместе поляна освещает, не хуже солнца, как минимум четверть острова. (Я так волнуюсь, когда думаю про их сияние! Как часто сердце моё стучит и замирает. Говорят, это зрелище воистину невероятно!) Учеников привлекают к событию непременно, потому что сами учителя не справляются: всё за одну ночь собрать не помогает и магия. Может, и могла бы, да Адуванчики не приемлют слишком значительную её часть: ведут себя как капризные дети. Правда, от цветов многого и так никто не ожидал. Интересно это оказалось. Ускорение циклов для многотысячелетних цветов – привычная практика в сотнях магических миров, не пришлась по душе только Адуванчикам. Впитав в себя Силу, они не пожелали возвращаться к прежнему состоянию: никакие обратные заклинания тут ничего не поделают. Десять часов цветения уступает десятилетию, как на их родине, зато год на созревание превосходит аналогичные десять тысяч лет, поэтому решили и не пытаться ничего вернуть.

Следом замечу, сегодня, ко всеобщей радости, нам разрешается ночью выйти за крепостную стену и не возвращаться в постели до утра (не представляете, насколько эта новость будоражит меня!). Не то что бы за нами пристально следили в другие дни (я уверена, директриса на многое закрывает глаза), просто стойкий дух авантюризма зарождается в то самое время, когда все шалости становятся законными. Потому что именно в это время они могут превзойти любые пределы.

Почему выходить по ночам обычно нельзя? Из-за катакомб, входы в них разбросаны всюду. Не всегда выбранный путь оказывается верным, а постоянно вытаскивать детей из подземелья для директрисы не самое увлекательное занятие. Почему, казалось бы, не выбираться самим? Можно, если суметь не зайти в особые антимагические места (таких немало). К тому же, многие коридоры соединены межэтажно, проще говоря: дырой в полу; подобный полёт не самый приятный и безопасный. Хотя, скорее всего, основной причиной нужно считать то, что директриса, таким образом защищает округу от детей: наша неконтролируемая Сила может натворить что угодно. (Должно быть, это – главное, как-то я не подумала…)

Остров, вернёмся к нему. Мы, живущие на таких островах всю жизнь, никогда не удивлялись тому, что я сейчас скажу, для вас же, людей, это что-то нереальное. Хотя о чём с вами можно говорить, если вы всем своим существом сознательно отказываетесь от возможности существования высших сил и вообще Силы? Приготовьтесь: чем необычен наш остров? Он летающий. И не нужно сейчас говорить, что я лгу, это – сущая правда! Я понимаю, для вас это звучит как детская глупость, потому что вам никогда не открывали завесу тайны. Конечно, наш остров никто не видит (значительная часть нас решила, что людям вовсе не обязательно знать что-то большее чем то, до чего они додумались сами), специально для этого он закрыт облаками. Порой, однако, из-за невнимательности некоторых из нас, имя которых начинается на «С», случается так, что остров видят люди, чаще дети: они умеют воображать…«» – девочка хотела продолжить написание текста в своей записной книжке. Этот толстенький блокнот ей поручили закончить до начала учебного года. Приходилось немало трудиться, чтобы заполнять его чем-то действительно стоящим, а не любой чушью, лишь бы скорее переворачивать листы. На этот раз разогнавшийся процесс прервала возмущённая реплика подруги:

– Я не специально заснула! – легонько толкнула та самая девочка на «С» ту, что писа́ла.

В обиде она отвела фонарь в сторону, чтобы свет не попадал на блокнот, для этого даже отвлекаясь ото сна. Её звали Соней, и ей давно исполнилось тринадцать лет, только этот возраст ничуть не мешал ей обижаться на всякие пустяки. Хотя это спорный вопрос: считать ли подобные высказывания пустяками?

Соня входила в число тех, кому посчастливилось учиться в Облачном замке, самой лучшей школе высшей магии во всех мирах. И заявление это не было преувеличением. Школу заслуженно именовали так. В ней же училась и её подруга, лучезарная, чересчур активная и иногда перебарщивающая со словами.

– Да, да, Соня, – вернула девочка руку Сони в положение, где та держать фонарь как нужно, – я знаю, – не отвлекаясь, ответила написавшая такое безобразие о своей дорогой подруге.

Сама-то она чувствовала бодрой. Это не её варварски разбудили в шесть утра, когда все нормальные люди – по мнению Сони, конечно – должны ещё спать! Солнце не хотело посещать их в такую рань, озаряя всё и всех своим присутствием, а вот Соне почему-то приходилось.

– Между прочим, твоё имя тоже начинается на, А-ах, – зевнула Соня, кутаясь в свою огромную и мягкую, словно облако в детских мультфильмах, кофту, выглядевшую необъятной. Впрочем, как и вся остальная её одежда: на два, три, а то и четыре, размера больше от тех, что ей подходили. Закончив зевать (долгое и важное занятие), Соня выдохнула не менее длинное: – «Э-с»!

– Да, знаю я, знаю: тогда была наша смена, – согласилась Саша, оторвав свои жёлто-зелёные глаза от блокнота и смерив недовольным взглядом Соню. Хотела бы она заглянуть в её глаза необычайно яркого цвета морской волны, но они оставались закрытыми. Поэтому девочке удалось полюбоваться только синими мешками, великодушно поселившимися навеки на веки под глазами Сони. – И вообще, – громче добавила она, постоянно засыпающей подруге, – ты мешаешь мне писа́ть, скоро солнце взойдёт, держи фонарь ровнее, темно ведь!

– И, и… апчхи! Зачем тебе это? – поинтересовалась Соня, приоткрыв на мгновение один глаз, чтобы понять, куда ей нужно направить свет фонаря.

Она тут же зажмурилась обратно, наслаждаясь жизнью в своей голубо-белой пижаме, как обычно выражалась о её одежде директриса.