Эмиль Вейцман - Как взрыв сверхновой

– Аркадий Зиновьевич! Вот, полюбуйтесь! Это все ваш Джони устроил со своим приятелем из тридцать первой. Да тут убытку на много у.е.. Хулиганство, чистой воды хулиганство! Платить-то придется вам как владельцу робота.

– Гм… гм… Сергей Васильевич! – я искоса глянул на моего Джони, который продолжал как ни в чем не бывало лежать на полу. – А с чего вы взяли, что виноваты «рязанцы»?

Бекасов в ответ на мои слова весь покраснел от негодования и закричал:

– А кто ж еще?! Не «панасоники» же. По официальной статистике за последние пять лет не зарегистрировано ни одного случая хулиганства со стороны роботов фирмы «Панасоник». Японской сборки, разумеется. Да-да, ни одного. А вот универсальные роботы Рязанского роботостроительного завода признаны самыми криминальными в мире.

Тут в разговор вмешался участковый:

– Аркадий Зиновьевич! – сказал он. – Сдается мне, что ваш Джони порядочный симулянт. Конечно, «панасоники», выражаясь фигурально, ему изрядно бока намяли; экстерьер несколько попортили, но функции свои он, похоже, выполнять может. Сигнальный индикатор светится.

Да, сигнальный индикатор на груди моего Джони горел зеленым светом.

– Пожалуй, – неохотно протянул я.

– Аркадий Зиновьевич! – продолжал между тем Селезнев. – Ну так как? Или вы сами допросите своего робота в моем присутствии, или же я обращусь в суд за разрешением на дешифровку черного ящика вашего Джони.

Я капитулировал: робот, как известно, никогда не станет отвечать на вопросы, задаваемые чужими для него людьми, а там паче другими роботами, если информация, которой посторонние интересуются, может быть использована во вред хозяину. Но на мои вопросы Джони обязан был честно ответить. Я, конечно, мог отказаться от допроса робота, но тогда, если бы в процессе дешифровки его черного ящика обнаружилась какая-то информация, компрометирующая меня, то мой отказ стал бы потом рассматриваться в суде в качестве отягчающего обстоятельства. Словом, выбирать не приходилось.

– Джони! – сказал я. – Ну-ка встань для начала.

– Хозяин! – прогнусавил робот. – Да у меня непорядок какой-то с девятым шарниром. Вы же видите, как меня этот инородец.

– Кто?!

– Инородец, «панасоник» то бишь.

– Почему же инородец?

– Но они же япошки косоглазые!

Вот те на. Мой Джони ко всему еще и шовинистом оказался.

– Какие же они япошки, Джони? Дизайн-то у них совершенно русский, да и собирают их не в Токио, а в Москве.

– А где их проектировали? – отпарировал робот. – Комплектующие откуда? А? Инородцы они, самые настоящие инородцы.

– Универсальная программа для ЭВМ на каком языке у них составлена? – продолжал между тем развивать свою мысль Джони. – На каком? На «Коболе-омега». А у меня? На «Фортране-лямбда».

Тут, как мне показалось, я задал Джони очень хитрый вопрос:

– А на каком языке «панасоники» общаются в России с людьми?

Ответ Джони сразил меня окончательно:

– «Рязанцы» – русские роботы, «панасоники» – русскоязычные.

– Джони! Джони! Где ты нахватался этого вздора?

– На Пушкинской площади, хозяин. И никакой это не вздор. Ты в этих вещах, наверное, ни черта не понимаешь.

Своим «ты, хозяин…» мой робот в очередной раз напомнил мне еще об одном качестве «рязанцев» – их беспардонной фамильярности не только с посторонними, но и с собственными владельцами. Джони, между тем, продолжал:

– Ты, хозяин, как-то послал меня отнести своему зав кафедрой какую-то книгу. Проходя на обратном пути по Пушкинской площади, я увидел митинг. Решил послушать ораторов и почитать транспаранты. Тут-то я и начал понимать, что к чему. В людские дела я, правда, не лезу, а вот с другими роботами давно надо бы разобраться.

Тут в разговор вмешался участковый:

– Аркадий Зиновьевич! Ближе к делу. Пусть расскажет про драку.

– Джони! – приказал я. – Встань, во-первых!

– Хозяин! – снова загнусавил робот, – Девятый шарнир…

– Джони, – я вынул из кармана ручной пульт управления. – Или ты немедленно встанешь, или…

Пульта управления мой робот люто ненавидел и боялся. Чертыхаясь, Джони начал подниматься. Похоже, с девятым шарниром у него в самом деле был какой-то непорядок.

Когда мой металлопластиковый шовинист встал на ноги, я приказал ему, поигрывая электронной плеткой:

– Джони, расскажи про драку.

– А что тут рассказывать, хозяин. Все просто, просто, как один плюс два. Или, выражаясь по-людскому, как мычание. Этот джапс, – Джони презрительно кивнул в сторону того, что осталось от Родия, первого робота моего соседа Бекасова, – давно не нравился мне. Я ему сказал об этом, встретившись с ним на лестнице. Ну… ну…

– Ну что ну, Джони? Выкладывай!

– Ну врезал ему немного по кумполу. Джапс немедленно напарника на помощь позвал, – робот снова кивнул головою, но теперь уже в сторону бренных останков Радия, другого «японца» моего соседа, – а потом и еще двух японцев. Они из соседнего дома – это после того, как мне на помощь пришел Джек из 31 квартиры. Мы с ним друзья… Ох, девятый шарнир… В общем отделали мы их за наших и за ваших этих косоглазых. Супротив нас, рязанцев, никто не устоит. Жаль только Джек вырубился. Боюсь, насовсем. Подаю ему импульсы, а отклика никакого.

Здесь вдруг заговорил милицейский радиопередатчик, висевший у сержанта через плечо:

– Девятый, девятый! Слышите меня? Слышите меня? Это первый. Это первый. Перехожу на прием, перехожу на прием.

Сержант взял радиопередатчик в руки и ответил в микрофон:

– Первый! Я – девятый. Слушаю вас, слушаю.

– Девятый! Немедленно выезжайте на роботосборочный завод фирмы «Панасоник». Там ЧП. «Рязанцы» громят завод. Только что нам сообщили. На Рязанском заводе по производству универсальных роботов кто-то запустил компьютерный вирус в персональные ЭВМ большой партии готовой продукции. После этого электронная схема «рязанцев» стала очень чувствительной к биоизлучению людей, связанному с национальными и расовыми предрассудками.

– Все понял. Сейчас выезжаем… Да, первый! А вирус зачем запустили?

– Предполагается, чтобы японского конкурента вытеснить с российского рынка. Хотя бы таким путем.

– Тут мой Джони, несмотря на свой явно поврежденный девятый шарнир, заковылял на выход.

– Ты куда? – спросил я его.

– Нашим помогать.

– Назад!

Я нажал на красную кнопку пульта управления, и мой робот, как вкопанный, застыл на месте…

В суде мои интересы защищал адвокат Эдик Каценеленбоген. Мы с ним вместе учились в школе, а потому он с меня ничего не взял. Дело Эдик выиграл, доказав, как дважды два, что я не могу нести ответственность за погром в квартире Бекасова, поскольку никогда не настраивал своего робота на национальную или расовую нетерпимость. Мне, Аркадию Зиновьевичу Финкельштейну, это совершенно не свойственно. Да и не к чему. Не знаю, согласился бы суд с этим доводом моего адвоката, если б не страшный погром, учиненный «рязанцами» на складе готовой продукции Московского производственного объединения фирмы «Панасоник». Суд признал виновным Рязанский роботосборочный завод. Что же касается той публики у памятника Пушкину, то ее, как и меня, признали невиновной – дескать, все было в рамках свободы слова. Подозреваю, что и вирус запустил в персональные ЭВМ «рязанцев» кто-то из их людей, работающих на заводе. Виновников этой диверсии не нашли.