Эмиль Вейцман - Как взрыв сверхновой

Алевтина-минор напряженно всматривается в меня, после чего как-то неуверенно отвечает:

– Вроде бы я помню вас, но как-то смутно.

Тогда я кладу перед нею две фотографии – Алевтины в возрасте 16 лет и мою в возрасте одного года на руках у тетки Александры, матери моей двоюродной сестры.

Лицо клона взрывается эмоциями, он восклицает:

– Но это же я, а это моя мама с Мишкой на руках, сыном дяди Арсентия. Покажите, пожалуйста, еще что-нибудь.

Я выкладываю перед нею десятки фотографий, относящихся к далекому прошлому. Она жадно их рассматривает; потом делит на две группы. В первой – фотографии, сделанные в те годы, когда Алевтине не более 17-и. Почти все эти фото ей хорошо известны; люди, изображенные на них, тоже. Во второй группе фотографии, относящиеся к более поздним годам, Эти снимки Алевтине-минор незнакомы, она вроде бы видит их впервые, как и многих людей на них. Те же, кого она узнала, с ее точки зрения, сильно изменились, постарели.

– Неужели это я?! – восклицает она по-русски, протягивая мне фото Алевтины в возрасте 55-и лет. – Неужели это я?!

Ну что тут ответишь? Но от меня ждут разъяснений, и я говорю, тщательно подбирая слова.

– Это ваша предшественница в возрасте 55-и лет.

– Не помню! Не помню! – восклицает Алевтина-минор. – память возвращается ко мне… Как бы это сказать… Кусками что ли… И хронологически… Сначала вспомнила детство… Первое детство. Потом отрочество. Опять-таки то. Сейчас вот начала вспоминать юность. То мое прошлое как бы за стеной туман. Что-то я в нем различаю, когда смутно, когда явственно, а что-то совершенно от меня скрыто. Но вот стена вдруг отступает на несколько метров, открывая мне несколько лет прошлой жизни, и останавливается. А, может быть, и не останавливается, а просто резко снижает скорость своего движения, начиная очень медленно ползти.

Тут она замолчала и посмотрела мне в глаза, ожидая, видно, моего следующего вопроса. Я не замедлил задать его (по-английски):

– Мисс Фостер! А как в вашей памяти соотносятся ваши американские детство и юность с детством и юностью из русской жизни? Как в вас уживаются мисс Мари-Джейн Фостер и Аля Новикова?

– Да очень просто, Михаил Арсентьевич. Мои теперешние детство и отрочество рядом, близко, а те вдалеке, но они уже четко различимы. А между ними туман или, может быть, мгла… И еще с некоторых пор я стала замечать – чем четче воспоминания из той жизни, тем тусклей прошедшее из жизни этой. Туман не просто движется, обнажая мое русское существование, он одновременно поглощает мое американское прошлое. Поглощает… хронологически. Открываются куски моего первого детства и одновременно начинают тускнеть фрагменты той же протяженности из моей новой жизни. Я вспомнила русский и одновременно у меня начались проблемы с английским. Я все более и более начинаю ощущать себя Алевтиной Новиковой и все менее и менее Мэри-Джейн Фостер.

При этих словах клона я снова вспомнил интерпретацию натальной карты Алевтины и двух ее транзитов, сделанную непальским астрологом. Настало время задать главный вопрос:

– Аля! – спросил я по-русски. – А вы не вспомните, что произошло с вами после ухода из жизни до нового в нее возвращения?

Она испытующе смотрит на меня и наконец спрашивает в свою очередь:

– Вы не смеетесь надо мной?

– Да что вы!

Алевтина-минор молчит некоторое время и наконец приступают к рассказу:

– Что было со мной накануне моего ухода, я еще не вспомнила. Уход в тумане. А вот случившееся потом вижу ясно. Темный тоннель, и я медленно, очень медленно, двигаюсь по нему. Меня все время обгоняют другие… другие… – тут она запнулась, подыскивая подходящее слово… – души.

Я пытаюсь угнаться за ними. Бесполезно… Наконец где-то вдалеке забрезжил огонек, но двигаюсь я, как и раньше, страшно медленно. Очень, очень нескоро достигаю я конца тоннеля. На выходе из него стоят два человека лицами друг к другу. Я хочу пройти между ними, но они вдруг смыкают передо мной свои руки, и один говорит:

– Не спеши! С тобою не все ясно.

Я отхожу в сторону. Мимо проносятся и проносятся тени. Когда они приближаются к выходу из тоннеля, эти двое опускают свои руки и пропускают вновь прибывшего, потом руки эти, словно заграждения турникета в метро, вновь смыкаются. Все это продолжается довольно долго, наконец мне говорят:

– Возвращайся!

И я начинаю стремительно двигаться в обратном направлении. Но… но… Как бы это объяснить… У меня вдруг возникает странное ощущение – это «обратно» чем-то существенно отличается от «обратно» первоначального. Я очень хочу возвращаться в первое «обратно», мне очень хочется вернуться в мое тело, обжитое мною тело. Вот оно, вот оно, но входа в него нет. И тут какая-то неведомая сила против моей воли втискивает меня в какую-то другую оболочку. Я сопротивляюсь, кричу и… отключаюсь. Потом я как бы прихожу в себя и обнаруживаю, что нахожусь в другой стране и что стала маленьким ребенком. Я Алевтина Новикова, но меня почему-то зовут Мэри-Джейн Фостер.

Она замолчала, снова начав перебирать старые фотографии, пытаясь, похоже, отыскать кого-то на них. Наконец минут через пять моя собеседница поинтересовалась:

– А у вас есть еще какие-нибудь фото из моей прошлой жизни?

– Есть, в Москве. Но самые лучшие, а, главное, самые для вас интересные, я привез сюда.

– Самые интересные? В каком смысле?

– В смысле познания вашего прошлого существования.

– Чувствовалось, она очень хочет задать какой-то вопрос, но никак не решается. Наконец решилась:

– Скажите… На этих снимках… представлены все мои родные и близкие из той жизни?

– Все.

– Точно?

– Точно!

– Значит, я была не замужем?

– Да.

– И детей у меня никогда не было?

– Не было.

– И вообще у меня никого никогда не было? Я имею в виду… Ну вы понимаете…

– Этого я не знаю.

– Почему же так получилось, что я осталась одинокой? Ведь если судить по моим фотографиям, да и не только по ним…

Тут она замолчала и повернула свое лицо ко мне, словно говоря: разве я лишена привлекательности, я, вылитая копия своего русского двойника?

– Война, мисс… —тут я запнулся, не зная, какое из ее имен сказать: русское или же американское…

Она пришла мне на помощь:

– Как вы обращались ко мне в той моей жизни?

– Алевтина.

– А сокращенно?

– Я не называл вас сокращенным именем – вы были намного меня старше.

– А теперь вот вы намного меня старше… Зовите меня просто Аля. Мэри-Джейн мне нравится все меньше. А я буду звать вас Михаилом. Правда, как мне помнится, в той жизни я звала вас Мишей.

– Это когда я был маленьким мальчиком… Война, мисс Аля, – продолжил я свои объяснения. – Большое количество молодых людей, годившихся вам в женихи, были убиты. Кроме того… – я запнулся, подыскивая подходящее выражение… – вы бы не пошли замуж за первого попавшегося.