Эмиль Вейцман - Как взрыв сверхновой

– Человек должен понять, а главное, верить, что подобная манипуляция возможна. Более того, индивидуум должен хотеть этого… Граф Отто фон Белов, – тут Ганс принял позу торжественную и комичную одновременно, —соблаговолите сообщить мне, согласно ли Ваше Сверкательство принять лестное предложение коллектива Германского драматического театра?

– Но как вы узнали, что я пишу драмы?

– Ваше Сиятельство, в ходе соответствующей подготовки вы получите все необходимые разъяснения. Ее проведет с вами доктор физико-математических наук… Фриц.

Раздался телефонный звонок. Отто фон Белов снял телефонную трубку:

– Алло?

Оказалось, звонил ортсляйтер Герман Шпуньке, руководитель партийной организации предприятия, на котором работал граф Отто.

– Фон Белов, – пророкотало в трубке, – вы сейчас при деньгах?

– Не очень.

– Жаль, жаль. Всего на неделю. Марок триста. Ну нет, так нет… Ха! Вы снились мне прошлой ночью. Будто бы вы драматург, и вашу пьесу «Мартин Лютер» ставят где-то в Дзета-пространстве. Доннерветтер! Граф Отто фон Белов – драматург! – в трубке загромыхал смех ортсляйтера.

Отто посмотрел в сторону своего странного незнакомца, но его и след простыл.

2

Ортсляйтер Герман Шпуньке был сынком богатого баварского мясника. Шпуньке-фатер довольно неплохо знал четыре действия арифметики и имел очень слабое понятие об орфографии и синтаксисе. Шпуньке-сын во всяком случае любил острить – за спиною у своего отца, разумеется:

– Я совсем не уверен, что предок знает о существовании запятой.

Шпуньке-фатер знал про этот знак препинания. Но он привык иметь дело с мясными тушами, которые, как известно, не отделяются друг от друга запятыми. А вот Шпуньке-сын был весьма грамотен. Не блистая особыми способностями, он недурно закончил гимназию. Хорошие оценки в аттестате были предопределены папиными подношениями гимназическим учителям и тяжелой папиной рукой, поднаторевшей в разделке свиных и говяжьих туш.

Шпуньке-фатер знал не только про существование запятой в немецком языке. Он давно уразумел, что двадцатое столетие – это век техники, в частности, авиации. Поэтому Шпуньке-сын окончил авиастроительный факультет политехнического института. В институте Шпуньке-младший учился довольно сносно. И тут папашина рука сыграла не последнюю роль – ведь только от нее, в конце концов, зависело, получит ли Шпуньке-сын деньги на карманные расходы или же не получит.

После окончания политехнического института Шпуньке-младший поступил на работу в фирму «Мессершмидт». Но вот беда – конструктор из Германа Шпуньке получился никудышный. И этой беде помочь папина рука уже не могла. Но Герман выкрутился и тут – он пошел по партийной линии. Прошло несколько лет, и с ним произошла чудесная метаморфоза: из никудышного конструктора получился весьма дельный партийный функционер, которого на фирме в глаза и за глаза именовали в шутку «Партайгеноссе Б».

Шпуньке был на хорошем счету у крайсляйтера; о нем знал сам гауляйтер!

Отто фон Белов нравился ортсляйтеру Шпуньке. Симпатии нациста были обусловлены несколькими причинами. Во-первых, фон Белов был аристократом, а сынок мясника еще в гимназических стенах привык испытывать глубочайшее почтение к дворянству, особенно титулованному. Это ничего, что Шпуньке-папа мог купить некоторых аристократов словно неразделанную тушу, то есть со всеми потрохами. Во-вторых, ортсляйтер Шпуньке довольно регулярно одалживал у фон Белова деньги. Шпуньке их вечно не хватало из-за девочек. В-третьих, молодой граф был бесспорно талантливым конструктором. И наконец, в-четвертых, высокий, голубоглазый и несколько сентиментальный граф Отто нравился почти всем людям, с которыми его сталкивала жизнь. Шпуньке-младший не понимал только двух вещей: почему до сих пор фон Белов не женат и почему не подает заявления в партию.

Относительно женитьбы Шпуньке никогда не разговаривал с фон Беловым. Это ортсляйтера не касалось. Зато относительно вступления в партию разговоров хватало. Во время подобных бесед молодой аристократ с наивным видом смотрел в небольшие, но довольно умные глаза мясникова сынка и отвечал по обыкновению:

– Герр Шпуньке! Я чувствую, что еще не дорос до идеалов национал-социализма.

Несколько дней назад в ответ на подобную сентенцию графа ортсляйтер сказал с досадой:

– Я бы посоветовал вам поторопиться, Ваше Сиятельство!

– С ростом?

– Нет, с подачей заявления. Ибо ваш служебный рост может оказаться в прямой зависимости от членства в НСП.

Фон Белов в сотый раз пообещал подумать.

Очередной разговор ортсляйтера с фон Беловым состоялся на следующий день после явления графу доктора филологии и искусствоведения. Сидя возле «кульмана», титулованный авиаконструктор изо всех сил пытался работать, но дело вперед почти не продвигалось. Отто упорно смотрел на лист ватмана, но видел не самолетное крыло, а фрейлейн Раису Хрусталев. Впрочем, время от времени красивое личико фрейлейн Раисы заслонялось неземной физиономией доктора Ганса.

– Доброе утро, Белов! – услышал Отто за своей спиною.

– Доброе утро, ортсляйтер! – из вежливости граф слегка привстал со стула.

– Ради Бога, фон Белов, не вставайте!

Шпуньке придвинул к себе находящийся неподалеку табурет, грузно опустился на него, одновременно закинув ногу за ногу.

– Как работается?

– Не очень.

Фон Белов ожидал очередной беседы относительно вступления в партию, но ошибся. Ортсляйтер в это утро был расположен поговорить о своих снах.

– Черт знает что такое! – начал он. – Позавчера мне снилось какое-то Дзета-пространство и этот спектакль. А прошедшей ночью мне приснилась… как вы думаете кто?

Граф Отто не мигая смотрел в глаза Шпуньке.

– Не догадываетесь, Ваше Сиятельство?

Фон Белов слегка развел руками – дескать, откуда ж мне знать.

– Мне снилась Раиса Хрусталев. Не забыли еще, граф, эту неарийскую красотку? А? Вы, кажется, были здорово влюблены в нее.

«Я и сейчас люблю ее!» – с тоской подумал Отто.

– Хорошенькая девочка! – лицо Шпуньке расплылось в широкой улыбке. – Ее родители вместе с нею, кажется, удрали в Америку.

– Вроде бы…

Тут ортсляйтер Шпуньке наклонился к графу Отто и очень тихо сказал:

– Я, лично, рад, что такая красотка успела вовремя удрать.

«Провокация», – подумал Отто про себя и ошибся. Ортсляйтер добросовестно и неукоснительно выполнял все директивы, спускаемые ему сверху, но далеко не все из них он одобрял в душе. Что же до фрейлейн Раисы, то эта красивая брюнетка ему всегда нравилась: временами даже больше, чем идеалы национал-социализма.

Фрейлейн Раиса Хрусталев была дочерью Юргена Хрусталев, бывшего ведущего авиаконструктора фирмы «Мессершмидт», а также цыганского барона. Во всяком случае, так говорили на фирме. Вы удивлены? Цыган-авиаконструктор? Не торопитесь удивляться – дальше не то еще будет. С приходом к власти нацистов положение герра Юргена на фирме стало неустойчивым, и он поспешил уехать из Германии, несмотря на заявление рейхсмаршала Геринга о том, что только он и только он, Геринг, решает, кто в люфтваффе ариец, а кто нет.