Игорь Ревва - Вершитель судеб

Я торопливо помахал рукой, разгоняя дым. Нервы ни к чёрту, огорчённо подумал я. Не ребёнок давно, а от каждого шороха вздрагиваю.

Я докурил и вычистил трубку, выпил чаю. Потом откинулся назад, прислонился спиной к стене и попытался подумать о том, что же произошло сегодняшним вечером. Но думать не хотелось. Хотелось обо всём забыть, сделать вид, что ничего не случилось. Надеть на себя овечью маску покорности судьбе в расчёте на то, что завтра всё это закончится, само собой благополучно разрешится и не будет иметь никаких последствий.

Я встал, прошёл в переднюю, снял с вешалки сумку и вернулся с ней обратно на кухню. Из-под тупой покорности судьбе, поселившейся в моём сознании, на поверхность вылезло одно желание, порождённое профессией журналиста – не позволять информации бесследно исчезнуть.

По-прежнему не зажигая света я покопался в сумке и достал из неё фотоаппарат. Затем я сходил в комнату, к шкафу, и отыскал в ящике коробку с плёнкой и батарейки. Фотоаппарат у меня такой, над какими настоящие фотографы обычно смеются – «мыльница», одним словом. Хотя на морде у него, конечно же, написано «Кодак». Но он такой же «Кодак», как я китайский император. Я уважительно величаю его «камерой», подразумевая под этим, разумеется, «камеру-обскура». Ничего, снимать можно, рожа на полученной фотографии совпадает с оригиналом процентов на восемьдесят и почти всегда узнаваема близкими людьми, а большего мне от аппарата и не надо. Тем более что местные эстрадные звездульки микрорайонных масштабов, о которых мне постоянно приходилось писать, обязательно имеют в наличии свои фотографии вполне приемлемого для газеты качества…

Зарядив камеру, я прокрался обратно в комнату. Тейкан мирно спал, не подозревая о моих намерениях. Его странная «аптечка» свалилась с груди и лежала сейчас на полу. В темноте было не разглядеть, что там происходит с раной Тейкана. Но я так рассудил, что если он спит, значит, ничего страшного уже нет. Я присел на корточки и осторожно разложил на полу всё барахло, которое вытащил из карманов его пиджака. Яркий свет вспышки не потревожил спящего гостя, даже дыхание его не сбилось. Тогда я совсем осмелел и сфотографировал его самого. От вспышки Тейкан, как мне показалось, слегка вздрогнул, дыхание его сбилось и он слабо, на грани слышимости, прерывисто вздохнул. Неизвестно, получится ли фотография, но искушать судьбу второй попыткой я не рискнул и вернулся на кухню.

Здесь я выключил газ, сел, положил руки на стол и опустил на них голову, которая вдруг показалась мне необычайно тяжёлой и совершенно ненужной. Завтра проявлю плёнку, сонно подумал я. И посмотрим, что там у нас вышло. А вообще – интересная история! Хорошо бы написать про это всё. В «Новости», конечно же, не возьмут, но вот в «Приморский бульвар» – могут. Вполне в их духе. Они и не такой бред печатают. Правда, гонорары у них – без микроскопа не разглядишь. И выплаты задерживают…

Наверное мне всё-таки удалось задремать, потому что за окнами как-то неожиданно быстро рассвело. И когда я открыл глаза, то увидел, что утро уже наступило.

Я вскипятил остывший чайник и заглянул в комнату. Тейкан спал. Дыхание его было настолько ровным и незаметным, что я даже какое-то время напряжённо прислушивался – не подох ли, часом, мой ночной гость?

– Эй, приятель! – я осторожно потормошил Тейкана за плечо. – Доброе утро!

Тейкан вздрогнул и открыл глаза. Он как-то странно посмотрел на меня и огляделся по сторонам, припоминая, видимо, где находится.

– Доброе утро, – ответил он, садясь на диване.

Голос у него оказался ровным, без вчерашнего хрипа и слабости умирающего человека.

От страшной раны на левой стороне груди не осталось и следа. Только бурые пятна крови на его изодранной в клочья майке и на моём диване (блин!) напоминали о том, что несколько часов назад этот человек находился между жизнью и смертью.

Проследив за моим мрачным взглядом, Тейкан смущённо улыбнулся.

– Извини, – сказал он. – Я у тебя тут всё перепачкал.

Я многозначительно промолчал. Диван являл собой жалкое зрелище. Такое впечатление, что прошедшей ночью на нём с упорством, достойным лучшего применения, лишали невинности по меньшей мере пять сотен девственниц.

– Чай пить будешь? – хмуро спросил я.

Тейкан задумался и нерешительно помотал головой.

– Нет. Если можно, лучше просто воды.

Ну, воды, так воды… Как хочешь, подумал я, отправляясь на кухню.

– Тебя Леонидом зовут? – крикнул мне вслед Тейкан.

– Да. Можно просто Лёня, – ответил я, мимоходом удивляясь тому, что Тейкан умудрился запомнить моё имя. Я, вон, и не подыхал вчера (разве что от страха), а и то имя его запомнил с трудом. Хотя, и имечко-то у него такое – без поллитры не запомнишь…

– Ты не волнуйся, я сейчас всё почищу! – заверил Тейкан.

Ага, почистишь ты, как же, невесело усмехнулся я. Тут не чистить надо, а новый диван покупать. И новую квартиру заодно – засохшие уже чёрно-бурые пятна следов подошв тянулись от кровавой лужи в прихожей во всех направлениях.

Я был хмур и зол на своего гостя и, наливая ему воды в стакан, мечтал только о том, чтобы Тейкан поскорее отсюда убрался. И погружённый в эти мысли я не сразу понял, что в комнате что-то происходит.

До моего слуха донеслось какое-то мерзкое шипение, словно на раскалённую плиту кто-то тонкой струйкой лил воду. Почуяв неладное, я кинулся в комнату и застал Тейкана стоящим на коленях на покойном диваном. В левой руке у Тейкана был тёмно-синий футляр. Футляр этот был раскрыт и в нём, как патроны в обойме, выстроилась шеренга серебристых трубочек. Одну из таких трубочек Тейкан держал в правой руке и сыпал из неё на диван какой-то тёмно-синий порошок. Порошок, попадая на кровавое пятно, начинал шипеть, дымить и очень мерзко вонять, словно горелое масло на сковороде. Над диваном уже вовсю поднимались клубы синего дыма и в воздухе стояла резкая вонь.

– Ты чего делаешь?! – испугано заорал я. Сквозь клубы дыма дивана было уже почти не разглядеть, но мне показалось, что после тейканового порошка тот РАСТВОРЯЕТСЯ В ВОЗДУХЕ!

– Чищу, – коротко ответил Тейкан. – Сейчас всё будет в порядке.

Я уже всерьёз начал волноваться. Нет, диван, конечно же, и так пропал, но эти фокусы Тейкана удовольствия мне не доставляли. Спалит он мне сейчас квартиру, что тогда? Алхимик хренов…

– Фу! – Тейкан помахал ладонью в воздухе, поморщился, повернулся ко мне и радостно заявил: – Всё!

– В каком смысле? – опасливо осведомился я.

– Почистил! – гордо заявил Тейкан, указывая пальцем на диван.

Я присмотрелся внимательнее. Диван и не собирался растворяться в воздухе. И сейчас светло-серая обивка его и впрямь выглядела так, словно ночью на ней никто и не думал истекать кровью – чистая ткань, даже вроде бы новее стала. М-да-а…