Демьян Брауде - Иночим великанов. Апокрифы Мирадении

– Подкинь меня бестолочь, – один жестом короткого, но налитого указательного синими жилами пальца указала она, на двухметровый столб дерева, что сорвало во время беснующих гроз. И пока он стушёвано решался найтись из пленившего беспамятства, она быстро сложила ему одеревеневшие ладони, создав из них челн трамплина. Он не одномоментно, но обуздав своё нерадение поднял её достаточно высоко, чтобы та, ухватившись за оттопыренную часть уступа скола, подергивая мелкими сапожками, забралась на вершину, ободрав фаланги пальцев у начала ладони, задев и стенающий живот. Но гоблинка тут же гаркнув, поняла свою опрометчивость.

– Эй Джо? – она намеренно сократило его имя.

– Да? – совершенно забыв о статусе, и непреклонно стуча зубами, отозвался тот с синими устами на осунувшемся снежном лике с двумя серыми отметинами усов и клочка бородке, заискивая даже перед такой маленькой волевой персоной как Риба.

– Лови, – чуть левее его ушедшего в еловую хлябь сапога, по рукоять в мягкую землю воткнулся её нож, которым она намеревалась проучить эльфийку в гостиничном доме (в другой раз). – Меть в буркалы, и выю, – посоветовала она, и, стянув лук с пышного лона, внесла первую стрелу под свой большой палец левой руки, которой держала длинноватую для неё рукоять свода дерева, и плечи, почти упиравшиеся ей в мыски сапог.

Наскоро, точно сквалыжный старец, уронивший златую чеканку, вынув нож, и забыв о тщеславии вытерев грязь, об незапятнанный рукав, Джоаль робко держал его к сдавленной взмокшей холодным потом груди, согнув локоть. И пока подмоченная челка стелилась у его вылупленного глаза, настигающее преодолели последний рубеж.

Одно из масштабных скоплений препоны ветвей дать трещину, и из-за него пробилась огромная вытянутая пасть, и широченные ониксовые глаза, пропитанные желтыми вздутиями повисшему в них голоду. Их вздыбленная шерсть была необычного пестрого цвета, чем-то напоминающую сизо-зеркальную поверхность, и даже не смотря на примесь въевшейся грязи и слизанных ужимками игл, она все ещё приметно выделялась, среди ссохшихся ветвей, и разлапистых иголок, что налетом облепили им хребет на широкие спины, на котором от возбуждения поднялось встопорщенное плато шерсти. Их мутные глаза, в природной оправе капле подобной формы, темного цвета границы века, уже ухватились за их единодушно учащенное сердцебиение, которое они слышали, так же отчетливо как отражение переливы трелей птиц, отскакивающие от противоположных стволов деревьев, упираясь в кору и ветви. Лица, застывшего истуканами скопища, были для них почти полностью залиты красной краской, с редкими белыми прожилками костей и желтой окаемкой. Все вокруг буквально блекло в сироте рельефа, пока теплокровные перекрикивались между собой, расширяя свои легкие, и грудную клетку, повышая температуру тела, выделяясь для куйнов все сочнее и обворожительнее.

Первый из проявившихся куйнов прельщенной лакомой добычей, сиганул, конечно же, на стоявшего, в авангарде Клайда. Несмотря на полное внешнее хладнокровие, тот окунулся в пробирающий ужас, так как всегда уходил от прямого контакта, с этой породой бедствий в такой численности. Широкие угловатые сизые уши с кистями, на крупной вытянутой голове, прижались при прорезавшемся оскале, и когда широкие лапы, с тремя черными когтям прянули к нему в одном прыжке, тот сделал выработанный шаг влево, и замахом палача саданул того по голове. Вот только поспешно был его финт. Всполох рун меча, ушел острием в землю, зацепив широкий пень, а вертлявый куйн, вмиг потерял часть удлиненного синеватого языка и передних клыков. Остатками купированного источавшего окропляющие желтые потоки языка тварь жалко взвизгнула, смежившись от невыносимой тукнувшей боли, и не успела податься на попятную, поджав хвост и уши, как следующий замах вырванного лезвия, свистнувшего по воздуху, обрушился ей на сжатую в мешковину шерсти шкирку. Фатальный удар прибил зверя, и его сизая шерсть, пропитанная грязью, залилась желтоватой густой кровью, что уже успела бурно стечь под мехом обколотой морды, в небольшую лужу, что смешалась с сопревшей лывиной под свисшими ветками, и уже отдавала солено острыми каперсами.

Мельком орошённый брызнувшей желтой капелью Клайд, не сильно радуясь, напаиваясь густым привкусом их терпкой крови, наскоро обернулся с огнем в зеницах, так как меж барьера веток с бравурном хрустом прорвались ещё четверо, и взрывая землю поднимая в воздух взвесь игл, понеслись в сторону остатков отряда, щеря жуткие пасти и бельма белых очей в сетях капилляров. Среди них без затруднений с диким хрустом снеся обступившие непролазные ветви, объявился и особо крупный, который гордо скопил в своей коренастой спине отголоски отломанных прутьев стрел, что с наконечником ушли далеко в толстокожую плоть поверх сизой грязной шерсти. Он, повинуясь возобладавшим инстинктам, наметился на самого слабого. Им оказался Гайт. Стушеванный белее полотна оруженосец, приметив выросшего из неоткуда громадного восьмифутового зверя, успел лишь с вырванной испугом испод ног твердью присесть, вытянув лезвие, на которое и наткнулся безумный затмевавшей проблески ясности тучу хищника. Вспоротое мякоть заросшего брюха, тем не менее, до поры не остановило его прыть, и, встав на дыбы, сколько хватало длины лап, он отправил их к квелому юноше, который бросив увязший меч в грудной клетке зверя, не помня себя, помчался прочь. От подоспевшей вскоре разразившейся изнутри боли громада подкошено осела с дыбов на брюхо, и растравляющий меч подтолкнуто ушел глубже, пробираясь могучим легким. Зверь вымученно первобытно взвыл, и тогда его заметил Калиб, который переступая игрался в гляделки, с одной из вырвавшейся к нему из чащи самки, которая крутила виражи мимо крепнувшего стволами подлеска, выбирая момент для атаки. Все ужимками высовывая удлиненный синеватый язык из плутовской длинной морды с малиновым ромбическим носом в пушке, стреляя пустыми ониксовые очами, на черной оправе века. Альфа-самец, был столь огромен, что вызвал у него потерю контроля над самим собой, и нежданного не своевременного затекания членов. Его секира повисла в одеревеневших руках, и если бы не свистнувшая стрела, пущенная Рибой, подкравшаяся самка куйнов, растерзала бы его со исподтишка. Тем не менее, та, получив ранение на сжавшихся в пружину закорках, сложившись гармошкой, поджав острую сметку хвоста, жалобно заскулив, поджав кисти ушей, сробев, отступила. Калиб очнувшись из беспамятства обуявшего страха, влив в стывшие жилы горячей крови, замахнулся и что было силы, вогнал топор, к изливающейся кровью из-за зева сизошёрстой дюжей твари, коя будь целее, лихо закусила бы таким сотником на пол клыка.