Демьян Брауде - Иночим великанов. Апокрифы Мирадении

Все его бухтение ушло в молоко, так как белее мела, забывший себя Джоаль все ещё был вне себя и держался лишь на руках подчиненных, и усадившие его как из воды сухие лишь брызгами капель потрафленые Моз с Коубом дабы тот не рухнул с ватных ног, учтиво дали ему отпить из кожаной фляги, напоминающую грушу. Калиб утирающей испарину с пропитанного брызгами приторной крови лица, заметя закономерную заботу о господине и целость младших, подбочившись оправив измызганную коту и бренчащую колючку, и перехватив древко секиры, пошел искать остальных. Ему встречались обступившие скоропостижное поприще брани желтоватые потеки, что забредали под одеяла из осыпавших иголок елей, и палых чешуи распавшихся шишек. Он с опасливой поступью брел мимо испустивших дух сизых жилистых тел в промоинах желтых потеков в воцарившемся каперсовом горько соленом благоухании, крепко сжимая рукоять, пока не обнаружил меч с долговязой рукоятью, и расписным эфесом, и изящные руны в сердцевине невыразительной полосы двойного окроплённого дола. Ратник тотчас стал метаться по сторонам взмокшей головой, но видел только сгруженные тела куинов, да поваленные трухлявые стволы в оцепления чащобы смолистых елей.

Наконец он нашел его. Левая рука торчала испод трехпалой лапы, что даже после смерти тяжело продавливала её чудовищными когтями, от которых его упас не иначе как демиург. Не став дожидаться очевидного, он, напрягая мышцы сбросил тело пахучей каперсами самки куйна, и обнаружил скуластое лицо Клайда. Оно было цело, если не брать в расчет слюни и затекшую желтую кровь, что потопом нашла себя пристанище в его сведенных веждах. Он, распластавшись на земле, размеренно дышал, но молчал, так как губы тоже покрывал сгусток желтоватой жидкости. Калиб уронив секиру, тотчас расторопно припал к нему и начал обрывисто приговаривать, словно суетливая повитуха.

– Сейчас… Не шевелись, – он с прямотой стер все своей перчаткой, и невольно усмехнулся, каким чудом он избежал судьбины быть съеденным куйном, будучи без меча и в его полном расположении хищника – а вернее её.

После малой толики помощи, весь и полностью горько надушенный Клайд без лишних слов, убрал расписной скрытый из виду ратника кинжал в небольшие ножны, что были сокрыты внутри его видавшего виды облачения. Затем он встал на придавленные рани ноги, и молчаливо добрел до меча, и вернув его в ножны под правое бедро, да взыскательно осмотрел чащобы, пробившимися от клейкой крови серыми очами. Среди окопов трупов зверей, все так же уверенно истекающие желтой кровью в пересмешку с пробившей себе путь сукровицей, он окинул все ещё мокрым лицом в как в конфетти, занесенным иглами и мелкой крошкой трухлей с перчатки Калиба, ширь.

– Все целы? – голос был таким необычайно хладнокровным, точно баланс жизни и смерти для него докучливая прозаичность как закат.

– Да-а, – выронив, выпуская усталость полным выдохом, присаживаясь на поваленное древо, ложа окровененную желтизной секиру себе на колени, и вытирая новую испарину со лба, все так же прикрытого шлемом-колпаком, полухрепя отвечал стоявшему к нему с заляпанной спиной Клайду, – только сучок Тощий, деру дал.

– Один из мечников? – с сомнением поинтересовался измазанный с головы до ног следопыт, повернувшись к нему, не менее, очищенным фасадом лицом все ещё держащим следы румянца остывающей схватки.

– Оруженосец… Но поверь на слово после такого позорного побега, я его сам линчую, – сердито заверил тот, желчно сплюнув в сторону, неустанно насыщая легкие лестным духом, с не осевшем царящими у ноздрей и округи каперсами.

– Быть посему, – небрежно махнул Клайд правой рукой облепленной грязью и иголками по перчатке, – где Риба?

Тут пасмурное лицо Калиба сделалось неожиданно отрешённым. Он напрочь забыл о ней.

Клайд, поняв суть его запинки, сразу уверенно пошел по следам сам, не дожидаясь пустого мямлящего ответа. Он украдкой помнил, что она заняла высоту поверх пня, и вполне могла схорониться в укрытие недалече. Перепрыгивая поваленные деревья, и задевая плечами крепкие стволы, вкушая гниловатый приторно горький привкус устающейся крови, в пересмешку со вездесущей смолой и раздавленными лапами листьями дикой смородины, он добрался до Моза и Коуба, которые участливо успокаивали Джоаля.

– Где Риба? – взыскательно заломил он у троицы. Светловолосые ратники пожали плечами изгрязненных котт, а Джоаль будто вышел из тяжелой формы транса, и указал на лук, что беспредметно лежал, чуть дальше поваленного пня, с которого она вела стрельбу.

Следопыт стал дотошно рассматривать тропинку, по которой два широких обвала будто плугом, проделанной борозды с наметками малого сапожек. Он тут же обуреваемый неладными думами измыслил, что её могли схватить и унести в широкой пасти, как ребенка, пока та истошно болтала ногами, оставляя эти следы. Он уверенными шагами затопал далее, не щадя ни лица, ни шеи, что бились об жадно не пропускающие просветы встречные как кордон ветки. Когда следы исчезли у шелковистых куп зеленоватых кустов, он стал буравящие обследовать беспросветную чащу. Клайд доподлинно знал, что отсутствия следов куйнов, ещё не означало, что те, не унесли его слугу, поэтому крикнул вдаль леса, не страшась второй волны проворных хищников. Стая была мала и голодна, в логове остались лишь единицы.

– Риба! – повторил он кличь, а эхо развеяло его тревожный голос по сбившимся чащобам леса. Он стоял меж стволов и кустов, не трогаясь с места, как истукан, лишь усиленно надувая грудную клетку готовясь к следующему выкрику, как тут…

С угла повеяло чем-то настолько смердящим, и режущим обоняние, что даже встревоженному человеку удалось отвлечься от своих невзгод и выйти из состояния аффекта. Он, скривив мину, повел головой, и потянул левую к черену меча. Но перед ним нечего не объявилось, окромя чащи и отдаленных певчих птиц, и шепотов гурьбы солдат.

Он ещё долго бы сверлил густой безответный к его чаяньям лес, своим зардевшимся от напряжения и следов веток лицом, если бы не догадался опустить голову к прорезавшемуся знакомому аромату. Под самым пнем, у небольшого куста ягоды, притаилась почти фисташковая Риба, мельком пропуская свой неизбывный следующей за ней по пятам бадьян. Она, спустив свои драпированные штаны по мыски сапог, зажавши рот, сидела, прижавши уши, но густое амбре её выдало.

Клайд скривил пуще прежнего скуластое лицо, и та, отпустив широкие зеленные ладони ото рта с клыками, опустивши синие глаза, просыпала.

– Рядовки были такими скусными, – оправдывалась она, все так же, не вставая с корточек, стараясь не смотреть ему в глаза, уминая траву, и ища пятый угол, не сходя с места.