Демьян Брауде - Иночим великанов. Апокрифы Мирадении

Подкошенный зверь пал ниц, изливаясь потоками желтой крови из некогда крупной вытянутой жуткой морды, и взведенный адреналином Калиб тут же басом окликнул Гайта, – Тощий! – но тот будто растворился в густом боре.

Крывшие правый фланг Моз и Коуб сообща, с трудом, конечно, но повалили незадачливо нападающего, который нацелил клыки, в спину Моза, пока тот мельком следил за сиром Джоалем. Коуб который без отброшенного в сторону неподгонного шлема, стал в разы эффективнее, полоснул зверя по когтистой лапе, и тот от пульсирующей боли, судорожно прижал культ к себе, виновато опустив уши. Моз откликнувшийся на визг, тотчас как подогретый каленным железом по шеи, расторопно вогнал меч, по самую рукоятку, в расширившийся оникс глаза, испуганного хищника.

И только не вовлечённый, всеми фибрами ощущающий снедающий страх грудь Джоаль, у которого пересохло в горле, и сокрушались боем осатаневши стучавшего сердца виски, истуканом слыша своё раскатистое дыхание стояла за пнем, с которого разила отдаленные цели бойкая как игла Риба. Стрела за стрелой соскальзывали с её толстеньких пальцев, и, шерстя по воздуху плюмажами, достигали точки, и когда после можно было расслышать щенячий визг, Джоаль урывками вытесняя сознания из пленившего ужаса понимал – Попала .

Занявший передовую Клайд тем временем, растерялся, так как счел, что прореженные ряды животных, обошли их с тыла. Он не успел среагировать, вернув себе обзор разухабистой чащи, как следующий, раззявивший пасть затмившей все куйн, прыгнул в его сторону. Меч подвел его, и он ускользнул из левой кисти, когда тот с неприятным ударом по лопаткам оказался на земле прибитым навзничь, среди покрывала веток и мшистых корней, и влажной подстилки, впившейся в затылок и токмо отстиранные штаны. Остервенело накинувшийся хищник, обдавший его каперсовым вяжущим духом, впил в его широко разверзнутые руки свои черные когти, и с упорством вдавливал их в лесную выстилку и выпирающие жилы корней, меж которых словно в паз упала его левая рука. Широко разинув, крупную пасть, он, истекая желчью показал свой двойной синий язык, и ряд совершенно безобразных зубов, которые будто истлели, отчего были желтоваты, и каждая щербинка на эмали, бросалась в ему глаза. Не успел Клайд насладиться всей прелестью тлетворного смрада из оскобленной пасти животного, как чудом выдрал правую руку из плена веса животного, прокатив ту по траве и мягкой грязи с впивающими в рукав иглами. Недолго думая, он направил её в пасть животного, опережая его прыть.

Это узрела Риба и тревожно вскрикнула, когда ей точно защемило сердце. Тотчас её приметил очередной пробегающий хищник, и, навалившись на рослый облезлый до обзола пень, сбил его трухлявую основу всем своим весом, вложенным в передние лапы, и она, утратив под собой устойчивость повалилась наземь рядом с цепеневшим Джоалем, который аналогично поддался упору падающего пня.

Как только расправленная ладонь Безродного посетила растворенную пасть зверя, тот насилу схлопнул широкую челюсть. Но вместо пиршества победы, и привкуса желанной теплой крови заструившийся из культи в недра зева, хищник, болезненно ошалело разинул белесо ониксовые зеницы, с черными границами обводов капель вокруг, вытянув черты морды и обескураженно прижал острые уши. Он казалась, ухватил ртом булыжник, и сжал, чтобы сил челюсть. Опрометчиво сдавленная пасть быстро со скулежом разжалась, и этого мгновения Клайду более чем хватило. Он воротил к себе нетронутую кроме облюбованную до слюны целую правую в перчатке, и, опустив её за пазуху, и резво вынул кинжал с инкрустированной чешуей рукоятью. И вогнал его в грудь животному по рукоять, которое все ещё чувствовало неизгладимую пронзившую боль по всей ротовой точно обожжённой полости. Оказавшись между сосков (предположительно самки), следопыт потянул ставшее плугом лезвие вниз, вспарывая брюхо дальше, пока хватала, длинны руки. Остановился он у границ таза, и его и без того вновь заляпанную грязью одежду, обкатило потоками горячей желтоватой крови, и мгновенно вырывающимися из прорези внутренними амниотически-осклизшими органами в общей гаме нависшего каперского амбре.

Зарумянившейся пылом схватки пускавший с лица декалитры пота Калиб вонзил секиру в очередного хищника, и довольно заметил, что их ряды неустанно редеют, и тут же как обухом по голове опомнился, – Сир! – утробно вскрикнул он, и его слабо приметная затесавшая у желтых бусин облюбовавших нос и щетину ухмылка, воина стосковавшегося по хорошим битвам, исчезла, отдав эстафету обуявшему страху перед гильотиной, за не сохранность жизни своего вверенного. Его шрам с левой скулы, что стал явнее, когда кожа стала краснеть от натуг, вновь пропал за алебастровой бледностью холодившего жилы испуга.

Ретировавшись к тылу, он, спровоцировав к действию расторопных Моза и Коуба, которые аналогично вдоволь перепачканные желтой кровью, инициативно бежали за ним, опять найдясь из куража схватки, помянув о дальнейшей судьбе за несохраненную жизнь патрона. Они пересекли павшее плашмя громоздкое тело альфа-самца, у которого из спины поверх слипшейся шерсти со следами извержения желтой крови и обломанных пик стрел, торчал проклюнувшийся зуб лезвия меча, что прошёлся через все не дюжие тело, и вышел из сизой шерсти у хребта блестящим огоньком. Его крупная морда кой впору откусывать людям мыслительные темницы по шеи, была рассорена на две части, и с перекошенным синим языком, иступленная тварь смотрела в разные стороны своей раздвоенной головой, выпуская из прорези раструба неистощимый желтый сток орошающей утоптанную лапами мураву.

Подбежав к пню, они узрели непредвиденное. Последний из куйнов, лежал возле виконта, а тот иступлено замеривший и обездоленный на присутствие духа, сидевший на земле расставив ноги, не мог вынуть руку, что впритык вошла в пасть зверя, по локоть. Ратники, выдохнув опадения, скопом сбросили со спины возросшие горы страха, сменив их на лощину устоявшегося успокоения – отбились . Они бережно вынули оловянную руку сира судорожно непреклонно сжимающую кинжал, из горнила со стенками зубов, попутно удостоверились, что ран нет, и кафтан даже не прокушен, и все вместе подняли его на ноги, и пока тот сконфужено одушевленно находясь гусиной кожей, дрожал всем согбенно согнутым телом, вкрадчиво отмечали вслух.

– Все позади Сир. Вы живы…

Но тот все ещё до конца был не с ними. Он уже мысленно попрощался с миром. С возрастными познавшими варикоз графинями и нажившими брылы баронессами, которых любил больше всего на свете, как и слащавые сонеты.

Но Калиб тут же протрезвел, и, ухватив секиру, вспыльчиво заворчал, дребезжа сведенным лицом, – Как токмо попадётся мне на глаз этот костлявый ублюдок, я ему тотчас голову от шеи отхерачу! Сучонок малодушный, слинял, покинув строй!