Лилит Мазикина - Девушка, которая хотела написать книгу о войне

Значит, проблема была не в Танасе. Это немного ободряло.

Наверняка в тайной библиотеке Лилианы Хорват можно было узнать, какая из сущностей награждает своих жриц таким волшебством. Но Лилиана теперь служила Её императорскому величеству – а также Великой княгине Финляндской – Патриции фон Сахсен.

Странно было, что волшебство держалось тут, во владениях князя Лужицкого. В сорбско-богемских землях царили только две сущности, Ужовник, чьи жрецы могли стирать или читать память, и Надань, помогающий найти ключи от любых из тайн…

– Регистрация госпожи фон Мореншильд как жительницы Рабенмюле уже подписана?

– Вы же сказали это… не подписывать.

– А теперь подпишите. И пришлите девушке на дом горничную. Или кухарку. Жрицу Надань. Скажите, от меня, ей не может не польстить. Наймёт, как милая. Можно представить, в какое состояние за три года пришёл дом…

Посмотрим, сработает ли иммунитет на магию, не бьющую прямо в цель. В эти игры, девочка, я играю куда дольше тебя. Если же вдруг… совершенно случайно… что, конечно, почти абсолютно невероятно… фон Мореншильд чиста, стоит подумать, как можно использовать такое уникальное и ценное орудие.

Господин Крабат нахмурился, снова вглядываясь в строки досье. Дочка древнего, но небогатого дворянского рода, Дрентельнов. Отец и мать (учитель математики в гимназии и художница на мебельной фабрике) остались после раздела в Российской Империи в Санкт-Петербурге. Сама училась в Школе Искусств в Хювинкяа и после раздела там и осталась, будучи женой подданого Финляндии, Матиаса Мандерштерна, сына главы попечительского совета той самой Школы Искусств. В неполные двадцать четыре развелась и немедленно вышла замуж за Каспара фон Мореншильда, одного из крупнейших акционеров Финляндской Железнодорожной Компании, сорока девяти лет. Если бы не странная история с иммунитетом к чарам, девушка выглядела бы обыкновенной искательницей богатых титулованных женихов, решившей разыграть сцену из фильма о Сисси и Франце Иосифе. «Ах, я даже не догадываюсь, кто вы, я ведь наивная простушка, случайно повстречалась вам в лесу…»

Университетские друзья. Знакомства бывшего мужа (немца) и его политическая позиция. Предпринятые ранее путешествия.

Девять поэтических наград разной увесистости, первая из которых получена в четырнадцать лет за поэму о викингах. Тем, видимо, девочка и брала. Звёздочка местного значения. Малолетка с осиянным челом. Пикантно, экзотично и пока что свежо. Крабат поморщился – эфебофилия ему стала особенно претить с рождением Канторки.

Стихи пишет на русском.

Должна, должна была быть какая-то зацепка – и её не было. Ни малейшей.

Девичья фамилия матери – Хейккинен. Чухонские капища? Это возможно проверить? Князь быстро сделал пометку.

Происхождение фамилий. Парой кликов князь открыл большой генеалогический справочник на компьютере. Дрентельны прежде тоже писались через «фон», потом «русифицировали» фамилию. Род древний, существует четыреста лет, родоначальник – ревельский бургомистр. Эстляндия. Опять чухонь… Фон Мореншильды – с севера Эстляндии. Крабат вдруг уверенно почувствовал, что копает в нужном направлении.

– Впустите Его Высочество наследного принца Прусского, – сказал он в селектор.

На гербах обеих семей – шестиконечные звёзды. Основной цвет гербов – червонный. У Мореншильдов геральдический зверь – олень..

Йоцо вошёл, высокий, худой – вылитая мать. Или дед. Да, насколько Канторка была папиной дочкой, настолько герцогским внучком был всегда Иоганн Крабат. Хотя теперь уже королевским. За три года, когда Йоцо видел отца и сестру только на летних каникулах, он ещё сильнее отдалился от родных. Усики над губой уже стали оформляться в мужские усы. Главный жрец Наданя. Семнадцать лет.

– Согласно древнему поверью германских народов, олень способен одним своим запахом отогнать и обратить в бегство змею, – прочитал по справочнику князь.

Принц вскинул брови и сел в кресло возле отцовского стола:

– Доброго дня, отец.

– В христианской иконографии топчущий змею олень – эмблема христианина, сражающегося со злом…

– Ты это к чему?

– Не нравится мне такая иконография рогатая, – Крабат откинулся на спинку своего кресла, взглянул на сына. – Кофе, чаю? Йоцо, скажи, пожалуйста, какая сущность может питаться в тех же землях, что и Надань?

– Вельс. Тёмное отражение Наданя, – без колебаний ответил юноша.

– Олень?

– Олень.

– Значит, правильно помню, – князь побарабанил пальцами по подлокотнику. – И даёт он…

– То же, что Надань. Ключи к тайнам.

– Не сходится, – господин Крабат, нахмурившись, уставился в окно. – Всё сходится. А тут не сходится.

– Ничего не понимаю, – искренне признался Йоцо. – Это из-за Вельса ты моих жрецов взял без спросу?

– Интересы безопасности семьи.

Йоцо моргнул. Больше ничто не выдавало его волнения.

– И мой интерес тоже. Мой авторитет. Хотя бы для вида ставь меня в известность, а лучше спрашивай. Будь любезен.

Господин Крабат знал, каким упрямым может быть его сын. Помнил по тем двум дням в замке, отрезанном от всего мира селем. Впрочем, согласился он не поэтому. Не хотел ссориться. И так тяжело было чувствовать, как сын отдаляется год за годом.

– Прости, ты прав. Впредь мы так и будем делать, – князь отвернулся к огромному зеркалу на стене, погладил пальцем завивающийся кверху ус. Вот ещё странная вещь. Когда Танас был обращён, ему было тридцать. Конечно, в те времена тридцать были – как сейчас сорок. Но женщина, бывшая замужем за пятидесятилетним мужчиной, сорокалетнего вряд ли назвала бы «старым». Знала, знала фон Мореншильд отлично, кто перед ней.

– Где твоя сестра? – спросил господин Крабат сына.

***

Рождение мальчика было вне всяких законов. Конечно же, церковный брак его родители не заключали – жрица Ужовника и жрец Наданя. Конечно же, оба ковена были против этого союза, бросающего вызов традициям. Конечно же, для крестьян Крабат и Канторка никогда не могли стать своими. Колдун – говорили про него. Ведьма – говорили про неё.

Танас не знал, что такое игры с другими детьми. Если б он только попробовал приблизиться к стайке сверстников, в его сторону полетели бы камни. Лучшими друзьями были родители и старая кошка. Гулять по лесу, проверять силки, собирать орехи – всегда он ходил один.

Вот так однажды ушёл, заночевал и вернулся к пепелищу. Смотрел на то, что осталось от дома, и понимал, что сделали это люди. Волки убивают, чтобы есть. Росомахи убивают, чтобы есть. Люди убивают, чтобы убивать. Этот урок он усвоил. Побродив по свету, стал тем, кто убивает – наёмным солдатом. Какая, к чёрту, разница. Это человеческая натура – убивать, чтобы убивать.