Аландр де Маргон - Сахарные туфельки, Граваль, или Все вокруг круглого стола. Хроники Камелота

И только было он такое заключение сделал, как подскакал эдаким пыхтящим самоваром король Артур и от возбуждений тут даже и пары из него вовсю выпускались.

– Стой, – говорит, – раздолбай ты такой, разэтакой! Сказывай, где добро сие сладкое уворовал?

А голос у него хоть и добрый, но, однако же, грозный, королевский – как гром все равно среди ясных небес.

Гонец пал тут с испугу на коленки, да и молиться стал с усердием, посчитав, что ангел тут вдруг суровый с небес спустился, наказать его за мысли такие фривольные крамольные.

– Не крал я, не воровал, упаси Аллах, – говорит, – а везу все добро это в Бахдат халифу в подарок. Потому он до сладких редкостей большой охотник. А вещи разложил, чтоб полюбоваться, да видно бес тут меня и попутал. Подумалось мне не худо бы сокровища-то эти папе римскому загнать.

– Экий ты разбойник, – Артур говорит, – собственного халифа надуть вздумал. Сгинь с глаз моих, бесово семя, покуда я тебя халифу в кандалах не представил!

Гонец дважды себя и упрашивать не заставил и тотчас и растаял в пространствах, словно бы как сахар в стакане чая. То ли в Азию он сокрылся, то ли в Африку, или в иное какое сокровенное недоступное место – того никому не сказывал, не докладывал. Благо, что мир все ж изрядно велик и места где укрыться, слава Богу, всегда найдется.

Ну, а Артур упаковал аккуратно весь сахарный гарнитур в тряпицы мягкие, в кои они и прежде сарацинцами завернуты были да и помчал скорым галопом в вотчину свою королевскую, где королева Женевра давно уж с нетерпеньями женскими всечасно его ожидала.

Мчался Артур через поля, леса и моря сломя голову, но к счастью не повредил ни головы ни сахарной драгоценности и в скором времени возвратился в славное свое королевство, в замок Камелот. И на обратном пути с ним, конечно, тоже всякое приключалось, но о том может расскажется еще в свое время в ином каком-либо месте.

Спешился Артур да и поскорей в горницу ступил, а королева Женевра как раз было в баню собралась помыться да попариться и с веником по горнице похаживала. Глянула на короля этаким строгим хозяйским женским оком и спрашивает:

– Ну, чё привез туфельки-то? Ан нет?

– А то как же, конечно, привез, – Артур ответствует и скорей тряпицы заветные развернуть норовит. И тут уж вокруг такое сахарное сияние по горнице пошло, что и свечей никаких не надо.

Рыцари на сияние это отовсюду посбежались и от невиданной красоты этакой сахарной разве, что только ахать да охать еще могли, а сказать просто уж ничего не способны были, потому уж такая лепота невозможная вдруг очам их явилась.

– Это прям чудо какое-то, – Женевра-королева говорит, – не знаю прям как и благодарить-то тя Артюша. Пойду-кась я спервась в баньку все ж, – говорит, – помоюсь-попарюсь да на сахарну красу эфту заодно и полюбуюсь.

И тут же всю сахарную снасть на себя и понацепила: и корону, и туфельки, и серьги да кольца и прочее драгоценное изделие сахарное, да и в парилку этакой сахарной павой и заступила.

А как Женевра из баньки-то после вышла, распаренная да в белые простыни закутанная, то любопытствуя несколько спрашивал ее Артур-король бритский:

– А где же туфельки-то твои сахарные?

– А растаяли, – Женевра-королева отвечает, – да и прочие вещи тож. Видать, что и в самом деле из сахару нежного были. Сахар-то, ить известно – вещь непрочная да и воды боится. Надыть бы, – говорит, – новы каки изделия-то забавные, пока не знаю только каки, сообразить.

И зашевелились у ней внутри всякие новые затеи да желания, покуда еще формы, однако, не обретшие. А король Артур поспешил скорей усесться за круглый столец свой со всеми его рыцарями, поелику давно уж толком-то не ел, не пил и боялся, как бы от занятий сих рыцарских благородных вдруг совсем не отвыкнуть.

И право же, был он уж такой добрый король, что добрей его вряд ли еще какой когда вообще на белом свете встречался.

А нынче-то таких добрецов, пожалуй, ни на земле, ни в воде да и нигде и в иных местах и стихиях не водится.

Про Артура короля бритского много чего сказывают, да все ли то верно, пожалуй, нынче уж и не узнать. Сказки да сочинительства-то всякие порой и больше самой правды на правду похожи да и приятней они бывают и уху и оку.

Потому вот и малюет всяк на свой фасон времена-то минувшие, выдумками разными украшая, чтоб лепота, значит, некая приятная для взора да слуха получилась.

И видно без приправы-то сей приворотной в здешнем мире и обойтись никак невозможно, как примерно и дождю без воды или живому существу без еды. Вот и льются испокон уж водопады вранья человекам на уши со времен еще самых допотопнейших и верно был самый наипервейший-то потоп не иначе, как просто потоп словесный.

И тонут целые царства и страны в бурлящих мутных морях и океанах вранья да лжи всякой, а спасенья от сего явленья похоже, что и нет покуда никакого.

Где, однако, обретался король Артур до той поры, как стал королем ясно нигде не сказано, иные и вообще глаголют – то, мол, все один лишь досужий вымысел. Да и виданное ли дело: король он вроде бритский-аглицкий, а романы-то про него французы сочинили, сами же бриты о нем и слыхом-то прежде не слыхивали! Ну, да и мало ли чего – бумага она еще и не такое выносит и сочинять небывалости покуда никому не заповедано.

Но только вот, как Артур однажды уже совсем законным королем сделался, то и перво-наперво теремок белокаменный с башенками зубчатыми выстроил, а то где ж бы ему королю и жить-то было бы да и стол свой круглый известный поставить? Терем же сей тогда же и окрестили Камелотом за некое поразительное сходство с камелем, верблюдом то есть – ежели по-русски называть.

В горнице изрядно обширной, но округлой и стол столь же округлый и обширный поставили, а тогда уж и созвал король Артур рыцарей самых славнейших со всех земель окрестных и отдаленных и вкруг стола этого по свойски и порассадил.

– Ешьте, мол, уважаемые господа-жельмены благородные, и пейте в наше с вами полное рыцарское удовольствие, поскольку жизнь воинская бывает зело коротка и ни от нас ее продолжительность зависит.

И стали застольники эти с той поры рыцарями круглого стола прозываться, за то вроде, что вкруг стола этого самого каждодневно посиживали, попивали да трапезовали. А рыцари те хоть и бравые воинские мужи были, но, однако, на поверку и оглоеды оказывались, кои добро да хозяйство Артурово при случае, да и без оного, охотно расточали за свое почитая.