Светлана Серова - Витрувианский человек и Вероника. Литературная миниатюра

От своих спутников она узнала о готовящемся театрализованном представлении Страстей Христовых в Палаццо Скифанойя и сделала правильный вывод о том, что они направляются именно туда. Изначально Палаццо был задуман как загородный охотничий дворец семейства Эсте, резиденция для отдыха на лоне природы, соответственно, находился за пределами города. Когда Вероника и её сопровождающие оказались в сельской местности, по дороге им встретились два стражника, ведущие человека в охотничьей шляпе с пером. Руки его были сомкнуты цепями, но по его весёлому и довольному виду никак нельзя было предположить, что его волокут в темницу.

– Кто это? – не удержалась от вопроса Вероника, давшая себе обещание хранить молчание, настолько необъяснимым ей показалось поведение человека.

– Так это один из придворных егерей, – ответил один из спутников.

– А куда его ведут? – полюбопытствовала Вероника.

– Как это куда? На суд, конечно! – воскликнул спутник. – Эти ребята втихаря подторговывают фазанами из герцогских охотничьих владений. По сельским дорогам много кто проезжает, и есть желающие полакомиться фазанчиком за малую цену. На рынке-то такого не купить за один сольди!

– А что это он такой беззаботный, если его на суд ведут? – не унималась Вероника.

– А чего ему печалиться, – усмехнулся собеседник. – Страстная неделя настаёт. Так каждому известно, что герцог отпускает разбойников, арестованных накануне Святой недели. Проявляет, так сказать, милосердие и великодушие!

«Тоже мне, Понтий Пилат 3 3 Понтий Пилат – римский префект Иудеи во времена Иисуса Христа, имевший традицию отпускать разбойника накануне праздника. – Прим. автора. нашёлся», – усмехнулась Вероника про себя и опять замолчала.

Вдали уже замаячила длинная стена Палаццо, и Вероника внутренне сжалась от тревожного ожидания того, что притаилось для неё за протянутыми стенами дворца.

На удивление Вероники, совершенно беспрепятственно войдя в просторную арку, вся компания очутилась в широком внутреннем дворе дворца, где мгновенно в глаза бросился сооружённый помост для театрального представления. В тени нескольких широкоствольных дубов, росших во дворе, что-то мастерили какие-то люди; а по просторам двора с достоинством прогуливалось несколько павлинов, как бы присматривая за всеми и всем происходящим.

Один из сопровождающих, по имени Фабрицио, явно чувствовал себя довольно уверенным в этой местности, потому что, как выяснилось, был одним из местных художников, нанятых для строительства и украшения декораций. Он окликнул по имени какого-то человека в странном одеянии – видимо, актёра, репетирующего роль, а тот, в свою очередь, на несколько минут удалился. Вернулся он в сопровождении высокого, статного, но уже немолодого человека, который и являлся управляющим герцогской труппы.

– Нет, это не наша девица, – сразу закачал головой управляющий, – никогда и не видел в городе, – и уже захотел уходить.

Вероника в тот же момент смекнула, что её и так незавидное положение может в следующую секунду стремительно ухудшиться до катастрофического; и она рискует остаться совершенно одна, без крова, пропитания и какого-либо покровительства в чужом городе, да ещё и в другом столетии! И неожиданно для себя она вдруг выпалила:

– Я отстала от своей труппы… Как – не помню. Но я умею выступать, а ещё я помогала иллюстрировать декорации.

В то же мгновение она испугалась из-за сказанного, так как засомневалась, не утратила ли она способности художника при невероятном путешествии во времени.

– Ты гляди, память вернулась! – воскликнул один из её сопровождающих.

Услышав её речь, Адриано, управляющий, обернулся и даже дружелюбно улыбнулся.

– Да ты славно говоришь на флорентийском языке! И зубы какие белые! – не постеснялся он сделать ей прямолинейный комплимент. «Да уж, знал бы ты, сколько денег я отвалила за процедуру отбеливания в клинике Belle», – усмехнулась про себя Вероника.

– Сколько тебе лет? – продолжал Адриано. – Не больше двадцати трёх ведь так?

Вероника, которой было немного за тридцать, мысленно поблагодарила его ещё за один комплимент. Однако он тут же добавил:

– Ну, конечно, уже не очень молодая (в ту пору расцвет женской молодости приходился примерно лет на пятнадцать), – тут же он подлил ложку дёгтя в бочку с мёдом. – Но ладно, так уж и быть, оставайся, пригодишься. Что-то Беатриче (вероятно, одна из актрис) неважно себя чувствует, как бы не разболелась перед представлением. Оставайся! Тебя как зовут-то?

– Вероника, – выкрикнула радостная Вероника.

– Пока не очень-то радуйся! Когда приедет герцог, он посмотрит на тебя и утвердит – или не утвердит. А пока держись Фабрицио. Ему надо гору дорисовать. Пусть посмотрит, на что ты годишься. Может, хоть краски умеешь смешивать, женщина, – высокомерно усмехнулся Адриано и скрылся в небольшую дверь, которая, вероятно, вела в помещение, где проживали актёры, или в мастерские, где трудились оформители.

Некоторое время Вероника пробыла во внутреннем дворе замка. Она старалась ни на шаг не отставать от Фабрицио, который привёл её туда и в котором видела ту самую соломинку, за какую хватается утопающий. Она следовала его указаниям: то принести воды, то почистить кисти, и даже смешать два тона краски, что получилось у неё весьма неплохо и заслужило одобрительного взгляда её наставника. При этом женщина украдкой разглядывала окружающую её обстановку и людей.

День стоял весенний, солнечный, но ещё не жаркий. Чирикали весёлые птички, и в унисон пташкам, празднующим приход весны, задорно напевали люди, снующие по двору туда и сюда. Каждый занимался своей работой, и казалось, им и дела нет до Вероники после нескольких первых любопытных взглядов. Её необычайный вид никого уже нисколько не смущал. Видимо, комедианты успели насмотреться на всякое, занимаясь всю свою жизнь лицедейством; и ничто их уже более не удивляло.

Вероника даже успела внутренне успокоиться и утолить голод, после того как Фабрицио угостил её куском творожно-медового пирога, вероятно оставшегося с герцогского ужина, и кружкой укрепляющего красного вина. Приободрившись, Вероника начала свыкаться со своим новым положением, правда, была несколько шокирована санитарно-гигиеническими условиями, в которых она оказалась. Например, туалет представлял собой небольшое углубление в стене, закрытое, если так можно выразиться, развевающейся на ветру шторкой. Внутри углубления Вероника обнаружила скверно пахнущую сточную яму, представляющую собой не очень эффективную канализацию. Её также поразило ещё несколько бытовых нюансов; но выбирать женщине не приходилось, и она вынужденно смирилась со сложившимися обстоятельствами, теша себя надеждой, что обстоятельства эти носят временный характер и что в любую минуту может произойти магическое возвращение в её реальность. А пока она даже решила по максимуму воспользоваться своим необычным положением и впитывать каждый звук, каждое слово и вообще всё – зримое и незримое.