Эйрик Годвирдсон - Пять Пророчеств. Эхо древнего мира – I

Мне нравилась моя новая жизнь.

Даже когда выдавались дежурства вроде сегодняшнего – муторные и тяжелые.

Это с моих слов сейчас можно подумать – мирная тихая заводь, а не страна, живи себе, в ус не дуй! Как бы не так – в любой заводи не обойдется без змей или зубастых рыбин, так и норовящих оттяпать что получше. Иными словами – и разбойники встречались в наших краях, и буйные наемники, едущие на север – или же с севера, оттуда, где неприветливый Аскалон и горные перевалы, и пронырливые тхабатские жулики… своих, местных жуликов хватало тоже.

Впрочем, жулики это неизбежное зло в нашей работе. Стража вечно разбирается с этой напастью – где бы эта стража не обитала.

Позднее лето. Под утро ложится глубокий, густой туман – близ города полно озер, и с моря все сильнее тянет влагою. Я пол-ночи ловил ушлого взломщика, устал и взмок, как беговой жеребчик, но дело сделал – сам пред очи лорда Галвэна не повел его, сдал встреченным в переулках Тезвину и Ронану. С поимкой до туманов я управился, и это славно. Сейчас мне ужасно не хотелось торчать в крепостных стенах, а необходимые бумаги я напишу, когда хоть немного отдохну. И лучшего отдыха, чем спокойное, неспешное патрулирование укрытых наползающим призрачным молоком улиц, я себе не мог сейчас пожелать. Только вот я ошибся на счет «тихого». Оставалось всего с пяток лучин до окончания моей смены, а туман загустел до такой степени, что я едва видел вытянутую перед собой руку, когда я споткнулся о что-то мягкое и тяжелое. В нос остро шибануло горькой солью и ржавчиной… и тяжким духом убоины. «Что-то» совсем недавно было живым. Под ногами глянцево взблеснула темная лужа, чуть дальше раскинулись какие-то перепутанные толстые веревки, мокро отливающие скупым бликом… требуха. Под ногами у меня валялось мертвое тело, и кровь, и внутренности курились паром – мертвое недавно было живым.

– Дохлая коза, леший побери, – выругался я от неожиданности, убрав руку с эфеса меча.

Я хотел было окликнуть кого-нибудь, да погромче, но острый, пронзительный крик прорезал туманную тишину. Потом раздался топот, я вновь схватился за оружие.

Но оно не понадобилось. На меня выскочила парочка перепуганных горожан – парень и девушка, молодые, чуть ли не подростки.

– Там! Там, господин стражник! Мертвая голова на углу валяется, и кровь кругом!

Я двинулся за ними – девушка едва ли не заикалась от испуга, парень храбрился, но тоже явно был под впечатлением. Его, впрочем, хватало на то, чтобы указать тот проулок, где обнаружилась голова. Я успел передумать уйму всякого, пока шел за ними.

– Коза. Дети, э, граждане свободного Д'Лагрена, это коза, – я чуть не рассмеялся от облегчения, когда обнаружил указанную голову. – Там в улице, где вы меня нашли, собаки загрызли козу, и вот наверняка оттащили голову… вы слышали что-нибудь?

– Нн… нет, господин Ру… Рудольф, верно? – паренек меня, оказывается, узнал. – Мы не особенно прислушивались, так вышло. Я провожал Энору домой, мы болтали обо всяком, пока она не…

– Не наступила в лужу крови, – закончила девушка, наконец совладав с собою. – Я удивилась – почему мокро? А потом мы увидели, что это голова…

– И побежали. И не рассмотрели, что она козья, – закончил я, усмехаясь самым дружелюбным образом. – Давайте я провожу вас, что ли. Обоих.

– Мы на одной улице живем, – парень кивнул.

Молодец, не стал изображать героя, подумал я. Я бравировал перед ребятами, потешаясь над их страхом козьей головы, но про себя думал совсем не об этом. Что за собака такая разодрала козу… бесшумно? Или это я просто настолько провалился в собственные мысли, что не слышал возни? В любом случае, не слишком хорошо, когда по городу носится собака, грызущая чужой скот. И что скот болтается в ночи по улицам – тоже не дело. Надо выяснить будет, чья это коза была.

Я довел парочку до их улицы, долго стоял и вслушивался в сонные скрипы и вздохи городского раннего утра… ждал чего-то. Тихого цокота собачьих когтей или шумного дыхания. Или серой тени за белесым маревом. Мне было… не по себе. Не страшно, нет – это чувство напоминало назойливую соломинку под рубашкой, скребущую, щекочущую кожу – то под лопаткой, то в боку, то в районе живота, пока ощущение не собралось где-то за ушами. Щекотка в мыслях, точнее, в самом преддверии мыслей – и я не мог дать ей названия. Это было неприятное, тревожное ощущение… и ужасно знакомое. Когда я вернулся за козой, ее уже не было. Зато у меня в мешке была голова. Мешок всегда болтался в сумке любого стражника, выходящего в ночную стражу – мало ли зачем пригодится. Ну что ж, пригодился.

Надо спросить будет у Менгора, бывают ли у нас тут бешеные собаки. Если да, придется что-то с этим делать.

Продолжения «козьей» истории ни назавтра, ни через день не последовало – Менгор хоть и не поднял меня на смех, но высказался в том смысле, что я излишне много придаю значения мелким происшествиям. После похвалил меня за поимку взломщика и посоветовал пару дней отдохнуть от ночных дежурств, списав подозрительность мою на утомление. А голову, хоть и не посоветовал выкинуть сразу, все же счел погрызенной обычной собакой – покрутил, вздохнул и вернул мне со словами:

– Вон, отдай служкам, пусть сожгут или закопают эту падаль. Ничего особенного – если пес и был бешеный, он живо объявится, там и пристрелим. Из-за одной козы шум поднимать нету смысла, да и народ в городе не так уж и глуп – поди еще сами отловят.

На пару с Тезвином мы все же выяснили, что козу убрать велел своим слугам хозяин ближайшего дома – его разбудил поднятый перепуганными прохожими шум. Коза же принадлежала соседу предприимчивого горожанина. И больше никто, ничего и нигде – не видел, не слышал и не знал.

Я готов был смириться с тем, что оказался излишне мнителен, и во всем согласиться с Менгором. Я – да, но вот все та же соломинка, вертящаяся где-то у затылка – нет.

Три дня я честно отдыхал от ночных дежурств. Скучал на стене, любуясь садами, рыжеющим к осени разнотравьем лугов и синей полоской горизонта, болтался по рынку, хрустя яблоками и пирогами с сыром – торговцы часто подсовывали стражам угощение «просто так», а на самом деле в надежде, что нынче за их добром присмотрят получше, чем за чьим другим.

Пил вино с друзьями по вечерам, обсуждая сплетни – пока в этих сплетнях не прорезалась снова тема загрызенного мелкого скота и каких-то бестолковых, хаотичных нападений на чужие дворы – там пропала собака, сям – пяток куриц, где-то в щепу изгрызли калитку или испортили корзину.

Если по началу жаловались горожане – те, кто жил на окраинах, как и хозяин первой козы – то потом все больше поселяне из окрестностей.

Звучало несколько раз словцо из корту – «чакабре».