Алексей Кудесин - Школа богатырей. Вольные люди

Полушка дёрнулся и разорвал контакт взглядов. Лексий моргнул и тряхнул головой, словно пробудился ото сна. Писарь оглянулся, лицо его досадливо сморщилось. Пуф. Он пропал и тут же очутился рядом с барахтающимся отроком. Конь всхрапнул и поглядел одним глазом на Лексия. Тот мог поклясться, что в голове родилось короткое слово: "Беги!"

Лексий кивнул коню, словно человеку и – шух – пропал в лесу. Полушка в это время барахтался во свежевзрытой земле, пытаясь вытащить на поверхность тонущего отрока.

– Иго-го! – конь весело ржанул, вытянул морду и цапнул зубами торчащую из-под земли ногу Любима. Вжух, он выдернул его, как умелый рыбак выдёргивает рыбу из реки. Отрок проделал дугу и с размаху шлёпнулся в седло. Удар был столь силен, что ему почудилось, будто все кости разлетаются в мелкое крошево. Любим не успел и пикнуть, как провалился во тьму.

– Э-э, сговорились…

Писарь пихнул коня в бок, но лишь сам отскочил от него, как мячик.

– Тебе не отвечать за судьбы Руси. Можешь себе позволить принимать решения на эмоциях!

Конь поглядел на него умным глазом и тяжко вздохнул.

***

Потом была мучительная дорога в Москву. Хотя седло было огромное, Любимка не мог вытянуться в нем в полный рост. Приходилось полусидеть, полулежать, отчего его потяжелевшее тело доставляло страшные мучения. Любимка прилаживался и так и эдак, ни на миг не чувствуя себя удобно. Даже менять сами положения было больно. Его давило к земле со страшной силой. Кости хрустели, и казалось, что они вот-вот переломятся. Связки вытягивались, мускулы ныли от неподъёмного напряжения.

О Лексие больше не говорили. Писарь будто забыл о нем, решив, что ничего изменить уже нельзя. Его волновала теперь лишь скорость передвижения. Несколько раз пытался пустить коня вскачь. В первый раз Любим сразу же потерял сознание, очнулся чуть погодя от страшной боли. Земная тяга не успевала латать порванные мышцы. Конь брил не спеша, хмурый писарь сидел над ним и следил, чтобы бессознательный Любим не выпал из седла.

– Не выйдет, знать, скоро тебя доставить…

Едва Любим оклемался, Полушка сделал ещё одну попытку. На сей раз скорость наращивал постепенно. Любимке и так было тяжело, но тут с каждым новым скачком его кости похрустывали все сильнее, перед глазами словно тёмную пелену продёргивали. Кончилось все так же, как в первый раз. Только теперь Любим сам не понял, как сомлел. Писарь долго о чем-то совещался с Харитоном, подрагивая зрачками и беззвучно шевеля губами. После этого Бурушка шёл ровной рысью, нести вскачь больше не пытался.

Зато экономия была введена во всем остальном. Остановок не делали, перекусывали прямо на ходу. Передвигались по крупным трактам, срезая по лесным тропам. Богатырскому коню завалы снега были нипочём. Стоило ему фыркнуть, как путь расчищало на несколько вёрст вперёд.

Так прошло десять дней. Под конец езда превратилась для Любима в одну сплошную ноющую боль. Когда впереди показались белокаменные стены Москвы, Любим едва не расплакался. Он опасно пошатывался в седле, придерживаемый сзади Полушкой.

Взор застилала кровавая пелена, разум ничего не соображал от боли и недосыпа. С трудом мог бы пошевелить рукой или ногой. Палица лежала на коленях, сам не знал в какой момент забрал её из седла. Но что либо поменять не было ни сил, ни воли.

На мосту перед Троицкими воротами окончательно сомлел. Конь предупреждающе всхрапнул, писарь соскочил и навалился всем телом. Его сапоги раздвинули булыжную мостовую, жалобно захрустело основание моста.

Бам! Бам! Бам! Сверху рухнули три черных столба из стального дерева. Одно отодвинуло Полушку, второе подцепило Любима и удержало в седле.

– Добро пожаловать домой, – произнёс сильный голос. Во вратах стоял невысокий, плотный богатырь, седые волосы падали густой гривой. Он был в простом кафтане и сапогах из темной кожи.

– Дядька Буслай, – пикнул Любимка. Бревно задвинуло Любима в седло, булава дёрнула руку. Пальцы разжались. Полушка в ужасе застыл посреди моста.

Пуф! Первый богатырь исчез со своего места, даже снег не взметнулся. Он возник рядом с Бурушкой. Рука подхватила булаву у самой поверхности моста.

– Уф, – писарь смахнул выступивший на лбу пот. – Ещё бы чуть, и пришлось бы строить мост сызнова.

– Не дрейфь, библиотекарь! – гулко отозвался Буслай. – Все под присмотром.

Он поднял перед собой палицу. Мышцы плеча заметно напряглись и перекатывались. Булава выглядела в его широкой ладони несерьёзно и даже хрупко. Казалось, что она должна переломиться от такой хватки, пальцы богатыря побелели от усилия.

– Занятная вещица, – он перевёл взгляд на отрока. – А ты, стало быть, наш новый сильномогучий богатырь…

Любимка покачивался в седле, силясь удержать ускользающее сознание. Все что угодно, лишь бы не сомлеть на глазах у первого богатыря.

– Да, Микола не ошибся, – на лицо Буслая набежала тень. – В Несмеяне и правда была заключена величайшая сила.

– Теперь она в этом мешке с костями…

От врат к ним шагал высокий тощий тип в чёрном обтягивающем одеянии. Сверху накинул шубу, лысая голова отражала облака. Урядник князя Фрол, давний недруг Любима.

– Хи-хи. Мешок с костями… – над Любимом из воздуха соткалась фигурка маленького человечка. Весь путь любимец молчал, но едва кто-то обозвал Любима, не мог остаться в стороне.

– На наше счастье Харитон это предусмотрел, – Фрол повернулся к Буслаю. – Надо как-то доставить, хм, это во двор княжьего терема. Князь собирает совет. Будем решать, что с ним делать…

Фрол повернулся к Любиму и осклабился.

– Спрятать кубышку с сокровищем или двинуть на передовую!..

Тот никак не прореагировал на фразу ещё год назад вызывавшую у него волну возмущений. "Не сомлеть! Только не сомлеть! Не доставлю уряднику такой радости!"

Буслай взглянул на Любима.

– Пойдём, доставим тебя на княжий двор…

***

Шух. Шух. Бревна отъехали в сторону, Любимка панически ухватился за седло. Не упасть! Если я упаду…

– Чего сидишь? Слазь! – раздался сильный голос. Отрок замер и огляделся. Вокруг нарядные терема и высокая стена. Княжий двор, перед ним стоит первый богатырь, урядника нигде не видать.

– Но… – Любимка передёрнул плечами. – Я провалюсь…

– Прыгай, это приказ.

Во взгляде первого богатыря сверкнул задор. Любимка кивнул и тяжело соскользнул из седла.

Граум-м! Громыхнуло так, словно с неба упала огромная гора. Любимка застыл, расставив ноги и зажмурившись. Вот сейчас раздастся уже знакомый хруст раздвигающейся земли.

Но хруста не было. Любимка рискнул приоткрыть один глаз. Вокруг ничего не изменилось, разве что разметало солому и распахнуло ворота. Робко открыл второй глаз и выпрямился. Он стоял на площадке, выложенной брёвнами первого богатыря.