Катерина Ольшина - Русалки

Весь дом пропитался божественными запахами вкусной пищи. Аглая приехала поздним вечером, когда гроза, заставшая нас у Сони, ушла уже далеко на юг. Девушку привез Лёша. Сквозь сон я слышал радостные голоса за окном. Когда открылась дверь, дом вздрогнул от звонкого живого и тёплого голоса:

– Мама, пап! Это я!

Уверенный шаг, порыв ветра и смех. Вот мои первые ассоциации, связанные с Аглаей.

Я уже вскочил с кровати, когда Дима за занавеской три раза постучал в белый дверной косяк – мол, вставай, хватит дрыхнуть, сейчас пировать будем – дочь приехала, за стол пора.

Я наспех причесался, накинул на себя свою любимую синюю рубашку, облился «Pi Neo Givenchy» и вышел в кухню. Аглая как раз скидывала бело-серое шерстяное пальто, пританцовывая на одной ноге. На ней были коричневые вельветовые брюки и зелёный свитер крупной вязки, свисающий с неё, словно был ей велик.

Девушка взяла от родителей все самое лучшее – необыкновенные длинные медные волосы матери и её стать, гордый и вольный взгляд отца.

Я представился.

– Лала, – ответила лёгким кивком головы.

– Лала? Я думал, Вы Аглая…

Сеня тепло обняла дочь.

– Она сама себя так называет и, если честно, не очень любит имя, данное ей при рождении.

– Понял, – ответил я, и мы все вместе прошли в большую комнату, где уже на столе дымились яства и приглушенно бормотал телевизор.

Сейчас, воскрешая в памяти тот ужин, я не могу вспомнить, о чём мы говорили тогда. Единственное, что помню – Она. Единственное, что помню – слова, которые словно дикие птицы метались в моей больной голове и кричали наперебой: «Слишком поздно, слишком поздно, слишком поздно…»

А потом я напился. Сильно.

29 мая 2018 года. 12:00

Сколько дней я провел в этом заколдованном месте? Всего два дня… Зачем вчера я столько выпил? Голова разламывалась, меня мутило. Спустил ноги с кровати.

– Вот чёрт! – я вспомнил, что сегодня мы с Лёшей собирались отогнать мою машину в сервис. Быстро оделся, на ходу глотнул воды (Дима оказался предусмотрительно-заботливым: на столике у кровати стояла эмалированная кружка с живительной водой) и выбежал из дома.

До особняка Старицких долетел буквально минут за пять. Машины у дома не было. Громко постучал в дверь. Мне открыла заспанная Соня.

– Привет, – хрипловатым сонным голосом ответила на моё приветствие она и зевнула. – Что так рано, Иван Николаевич?

– Где моя машина? – я с озадаченным видом оглядывался: ещё вчера мой боевой конь стоял здесь.

– А… машина… Лёша забрал её в город.

– А почему он меня не подождал? Это же моя машина! – загремел я на всю округу. – Что он себе позволяет?

– Да не кипятись ты, – поёжилась Соня. – Он разберётся во всем, вот приедет и всё расскажет. Он тебя, наверное, будить не хотел.

– Дай мне его номер, пожалуйста, – попросил я.

Соня вернулась с большим сиреневым смартфоном. В списке контактов отыскала номер мужа, продиктовала мне и выдавила:

– Ты зайдёшь? Мне холодно.

– Нет, я пойду, спасибо.

Я вышел за калитку и побрёл к пригорку, на котором обитала связь.

Телефон Алексея «был выключен или находился вне зоны действия сети».

– Вот невезение, – выдохнул я. – Побыстрее бы отсюда уехать.

Вдруг Honor неожиданно ожил – на экране высветился звонок с незнакомого номера.

– Лёха, привет! Ты что совсем? – выкрикнул я в трубку, пребывая в полной уверенности, что звонит Сонин муж. – Почему не взял меня?

В трубке послышался скрипучий хриплый смешок:

– Здравствуйте, мой дорогой Иван Николаевич, мне сказали, Вы искали меня?

Я не поверил своим ушам. Это был Ефим – собственной персоной.

– Здравствуйте, – буркнул я и решил сразу приступить к делу. – Да, я звонил Вам, но почему-то ответила мне незнакомая барышня, которая утверждала, что не знает Вас.

Ефим опять засмеялся.

– Дудки! Знает и прекрасно. Трубку взяла моя… Так сказать, любимая женщина. Просто мы поссорились в тот день, и вот вам расплата.

– Очень всё это странно, – пробубнил я почти про себя, вспоминая раздосадованный женский голос в трубке, так явно мне кого-то напоминавший.

– Ну что, Иван Николаевич? Вы видели картину? Что Вы думаете о ней?

– Я думаю, что это грамотная подделка под Крамского. Конечно, без экспертизы делать стопроцентные выводы сложно, но я почти уверен. Да. Уверен.

Я совсем в этом не был уверен. Многое указывало на авторство Крамского. Ефим, кажется, тоже задумался.

– Значит, копия… – вздохнул он. – Жаль, очень жаль. Мне она понравилась.

Тут на меня накатил очередной приступ ярости и злости:

– Ефим Александрович, я всё понимаю, но вот не понимаю одного – зачем Вы усложнили мне задачу? Не сказали название картины, хотя явно знали его. Почему сразу не показали её фотографию? Вы вполне могли попросить об услуге Соню – у них в доме есть интернет. Могли вообще предупредить, кто хозяин полотна. Я выглядел дураком в глазах Дмитрия и Есении. Да и, в конце концов, что за бред Вы несли про русалок, церковь и выбор, когда звонили в последний раз?

– Иван, Иван… – пропел Третьяков. – Вы так горячи, темпераментны, настойчивы. Почему я не сказал про название и всё остальное? Имеет ли это какой-то смысл в нашей с Вами работе? Я просил Вас лишь об одной услуге: не задавать лишних ненужных вопросов и сказать мне прямо – подделка ли эта картина или оригинал. Для меня было важно Ваше мнение. Да, да, именно Ваше. Вы получили свои деньги?

Я утвердительно хмыкнул:

– Отлично. Вторую половину вы получите, когда вернетесь в Петербург.

Тут старик резко изменил тему:

– Как Вам – нравится в Карелии?

– Да… И ещё, Ефим Александрович…

– Я Вас слушаю, Иван Николаевич.

– С обратной стороны холста имеется интересная надпись: «АНАР». Я не знаю, важно ли это для Вас и видели ли Вы её. Это Вам так, для заметки. И для будущей атрибуции, конечно. Возможно, это слово как-то связано с историей бытования полотна. Сама живопись, краски, манера полностью повторяют Крамского, но… Думаю, всё же, что это подделка, грамотно выполненная мастером своего дела. В общем, история довольно интересная, и мне бы хотелось взглянуть на результаты технико-технологической экспертизы, если Вы решитесь приобрести эту вещь. Однако теперь, когда я Вам озвучил свои сомнения…

– Любопытно, любопытно, – прошептал коллекционер. – Конечно, Иван Николаевич, мы во всем разберёмся. И вот я решаюсь! Я покупаю картину!

– Но… – начал было я.

Старик оборвал меня:

– Да, да, Вы не ослышались. Вне зависимости от того, перу кого принадлежит сей шедевр.

– Позвольте, но…

– Это моё решение. И оно окончательно. Берём! Оформляйте документы на картину, как мы договаривались, и везите её в Петербург!