Игнат Кравцов - Соноканский воин. ИЗГНАНИЕ

Глаза Рогпера сузились.

– Я Верховный браман. Я могу делать все, что захочу. Мое решение обязательно для исполнения всеми без исключения.

Было ясно, что я не выберусь отсюда без какого-либо наказания и с тем настроением, в котором находился Рогпер, – это было бы жестоко. Последнее наказание, которое он мне назначил, отправило меня в нижние пещеры, где тек расплавленный камень. Меня оставили там на три дня без еды и воды. После этого я так ослабел, что отцу пришлось нести меня на руках до самого дома. Прошло еще три дня, прежде чем я смог встать с постели.

Рогпер наклонился вперед, его улыбка была жестокой.

– Десять ударов плетью Нута за обман и еще десять за ложь. Таким образом, мы сможем быть уверены, что назначенное наказание поможет ему сделать правильные для себя выводы.

У меня чуть ноги не подкосились.

– Двадцать плетей?

Глаза моего отца были размером со спелый инжир, а рот был открыт так широко, что в него можно было залить бочку эля. Справа от Рогпера молча сидел Талан. Ухмылка на его лице говорила сама за себя. Энель заерзала на стуле, она явно была против такого решения и неожиданно для всех произнесла:

– Верховный, ты считаешь разумным назначить такое строгое наказание за то, что мы фактически не можем доказать? Такие действия могут вызвать вопросы.

Взгляд Рогпера заставил меня порадоваться, что я не сижу рядом с ним.

– Ты сомневаешься в моих суждениях? – спросил Рогпер.

Его темные глаза блестели от возбуждения, вызванного вопросом Энель. По его тону было ясно, что ее ответ определит, присоединится ли она ко мне на посту или нет.

– Я… – она повернулась и посмотрела на меня со страхом в глазах.

Я уже знал ее ответ. Она опустила голову.

– Нет, Верховный браман, – тихо прошептала Энель.

– Двадцать плетей?

Отца трясло от ярости.

– Двадцать плетей за то, что ты выставил моего сына дураком? Почему не пятьдесят? Вилайна гезона факти гаренак! Почему бы сразу просто не взять его и казнить?

Мои глаза вылезли из орбит, и воздух со свистом вырвался из груди. Только дважды я слышал, как отец ругается, и никогда не было такого, чтобы он делал это на древнем языке предков. Я должен был что-то сделать. Если я не остановлю отца, Рогпер может попытаться убить его из-за высказываемых им возражений в присутствии других членов Совета. Рогпер ненавидел нашу семью и понимал, что своим решением он провоцирует отца не необдуманные действия. И если отец поддастся эмоциям, у Рогпера будет прекрасный предлог, чтобы избавиться от нас двоих навсегда.

Я сделал маленький шаг вперед.

– Я согласен.

Я слышал эти слова, но не мог поверить, что произнес их. Должно быть, я сказал их недостаточно громко, потому что теперь мой отец рассказывал Рогперу, что он думает о своем сыне, жене, доме. Кажется, я даже слышал, как он говорил что-то о чести, достоинстве и мужественности.

Тирада моего отца затихла, когда он и все остальные члены Совета повернулись, чтобы посмотреть на меня.

– Что? Я сказал… Я согласен.

– Вы этого не сделаете! – кричал отец, гладя в глаза Рогперу.

– Любой сделает это, если я скажу! – сказал Рогпер, стуча кулаком по подлокотнику кресла, как молотком. – Стражники, отведите Варбога на пост.

Отец начал было спорить, но я покачал головой, и он замолчал.

Когда стражники вывели меня наружу, я поймал себя на том, что снова задаюсь вопросом, как умудрился попасть в очередную передрягу.

Я последовал за двумя стражниками по длинному узкому коридору, ведущему обратно в фойе зала правосудия. Название зала в тот момент мне казалось ироничным. В этом месте было столько же справедливости, сколько украшений на стенах, и они были так же пусты, как кружка Бурлина в неспешную ночь после работы.

Мой отец и члены Совета следовали за нами на небольшом расстоянии. Я был удивлен и одновременно счастлив, что Рогпер не приказал привязать моего отца к столбу вместе со мной после той тирады, которую отец только что произнес в зале правосудия. Вероятно, единственное, что его спасло, – это страх Рогпера перед восстанием клана. Слишком многие в нашем клане уважали мнение моего отца, что было еще одной причиной, по которой Рогпер ненавидел нашу семью. Он опасался за свое положение Верховного брамана.

Никто не произнес ни слова. Треск факелов и эхо шагов по разбитой черепице были единственными звуками, которые можно было услышать в тот момент. Это не помогло подавить страха, клокотавшего в моем животе. Мне и раньше приходилось терпеть хлыст Нута, но никогда еще я не получал столько ударов сразу.

Нут – так звали одного из пяти инструкторов, обучающих претендентов. Он считал себя ответственным за поддержание высокого уровня прохождения претендентами Тринитрона в одиночку. Его влияние не имело ничего общего с его способностью преподавать. Весь его авторитет был связан с возможностью использования хлыста на воспитанниках, которые, как он полагал, не соответствовали требованиям клана. И это имело действие – никто не спал во время его занятий.

Мы добрались до балкона второго этажа и начали спускаться по одной из трех лестниц, ведущих на первый этаж. Все три сливались примерно на полпути, образуя единую лестницу, достаточно широкую, чтобы вместить пятерых членов моей семьи, стоящих бок о бок с вытянутыми руками.

Хотя это были всего лишь руины здания, которые наш клан называл домом, они все еще впечатляли. Я посмотрел вверх, но темнота не позволяла мне видеть намного выше, чем ближайшие два этажа. Поскольку большая часть города находилась под землей, солнечный свет сверху редко проникал внутрь. Мы жили в постоянном состоянии темноты, как будто в нашем мире не было дня. Только ночь.

Эти руины были домом моего народа, это место все жители Мираклиона называли Сонокан. Когда-то он был столицей всего Мираклиона, правда, это было до большого извержения пепельной горы. Говорили, что весь город был потерян в один день, что земля содрогнулась с такой силой, что пепельная гора открылась и извергаемый ей расплавленный камень поглотил город целиком. Довольно отвратительный образ, если вы спросите меня. Трудно было представить себе, что целый город будет поглощен целиком, но, прожив всю свою жизнь, все девятнадцать лет, среди руин бывшей столицы, отрицать это было невозможно. Некогда гордый город Сонокан теперь превратился в Затерянный город.

Я дал волю своему воображению, стараясь не думать о том, что ждет меня снаружи. К сожалению, каждый раз, когда я пытался думать о более счастливых моментах моей жизни и приятных мыслях, таких как исследование более глубоких туннелей под городом или купание в одном из подземных водопадов, мои мысли прерывал очередной удар хлыста. Это было чувство унижения, а не боязнь боли, которую я испытывал все сильней и сильней с каждым ударом.