Натали Якобсон - Изувеченный. Склеп семи ангелов

– Кто ты и чего ты хочешь от меня? – она не произносила эти слова, но вопросы повисли в сознании, будто дым от костра. Клер хотела все знать. Силилась что-то вспомнить. Что-то, что произошло очень давно и совсем не с ней. Однако события странным образом были ей знакомы. Нужно было лишь напрячь память. Но она не могла сделать над собой усилие. Куда легче было порезать себя, снова причинить телу боль. Ведь физическая боль очень часто оказывается не такой страшной, как боль затаенная глубоко в подсознании.

Воспоминания, как спящий дракон. Они затаиваются где-то глубоко в мозгу и обвивают его своими когтями и щупальцами. Всего миг и они дохнут огнем. Для целого огненного взрыва достаточно лишь крошечной спички. Тонкого намека, неосторожно брошенного слова или какой-то случайно замеченной вещи, которая вдруг пробудила боль в памяти, снова сделала ее активной. В этот миг проснувшийся дракон становится неукротим, он спалит весь твой разум и все, до чего сможет дотянуться через него.

Клер понимала это. Будь на то ее добрая воля, она предпочла бы не вспоминать ничего. Но воспоминания оживали сами собой. Они будто ей и не принадлежали, а прокручивались, как картинки на экране. Как кадры какого-то готического фильма. Сад с роскошными благоухающими в ночи розами, под которыми в земле гниют трупы. Кровь в кубках на столе. Тела, изрезанные ножом практически до неузнаваемого состояния. Но Клер знала, кто эти мертвецы. Когда-то это были ее враги. Теперь это были изувеченные трупы. Всегда именно изувеченные. Потому что когда-то эти же самые люди изувечили его самого. Его… Клер щурилась на пламя свечей. Она не могла восстановить в своих воспоминаниях лица. Ей мерещились лишь черные свечи, истекающие не плавящимся воском, а кровью. Свечи для колдовства. В воспоминаниях она знала этот ритуал, но не помнила его смыл.

В воспоминаниях она сидела за дубовым столом для пира. Совершенно пустым, не считая кого-то, кто сидел по другую сторону от нее. И лицо его пряталось в тени. Хотя странно, откуда взяться тени, если вокруг него поставлено столько свечей. Красив он или безобразен? Как Клер ни силилась, а она не могла этого рассмотреть. Это было ни в ее власти. Пока! Она видела лишь его руки, лежащие на столе. Вернее, только манжеты вокруг этих рук и блеск дорогих перстней. На ее пальцах тоже были дорогие кольца, которых в жизни она никогда не носила, и пышные манжеты вокруг ладоней, и нежнейшие рукава, перевитые нитями жемчуга. На лоб тоже давила тяжесть жемчужин. Жемчужины были, как живые существа, отнятые у мертвых устриц. Свидетельства их смерти. И Клер ощущала каждой клеточкой кожи, как же они тяжелы. Казалось, что на коже лежат тельца мертвых насекомых.

А на изысканных тарелках перед ней действительно лежали мертвые черви и кусочки плоти. Она знала, что эта плоть была человеческой, поэтому не притрагивалась к столовым приборам из золота. Она чувствовала себя так, будто умерла сама. И это вовсе не из-за того, что корсет на китовом усе стискивал грудь так, что перехватывало дыхание. Она чувствовала себя тенью. Тенью в белом на омерзительном пиру. А он ждал. Ждал, пока она что-то решит. И она взяла в руки одну из золоченых вилок.

Клер казалось, что часы на комоде отсчитали уже, по меньшей мере, ни одно столетие. Узорчатые стрелки вертелись по циферблату мимо римских цифр. Все цифры были ей хорошо знакомы, но она так и не смогла сосчитать, сколько же точно часов прошло.

Кажется, она впала в транс или просто слишком сильно задумалась. Маятник часов мерно раскачивался туда-сюда, в такт ему, не умолкая, разрывался телефон. Это до нее пытался дозвониться Брэд. Клер не хотела брать трубку вообще, но, подумав, все же решила, что это будет невежливо. С каких это пор она начала проявлять вежливость по отношению к Брэду? С тех пор, как поняла, что ей необходимо иметь хоть какую-то компанию, чтобы не остаться наедине с призраками. Она и так уже оказалась в плену у каких-то иллюзий. Присутствие живого человека рядом могло бы это изменить. Когда рядом хоть кто-то есть, все страхи становятся меньше, а зависимость от потустороннего слабнет. Возможно, родители Клер были правы, когда внушали ей, что она не должна стремиться к одиночеству. Разумеется, творческому человеку необходимо оставаться иногда наедине с собственными мыслями, чтобы создавать свои произведения. Но друзей тоже не стоит прогонять. В их обществе жить спокойнее. У Клер всегда и всюду находилось полным-полно парней и девушек, которые хотели бы с ней подружиться. Это было редкое качество достойное того, чтобы на него позавидовать. Другие мечтали оказываться всегда в центре внимания, но как ни старались, а добивались в общении лишь весьма скудных результатов. Клер же не приходилось делать совсем ничего для того, чтобы люди увлекались ею.

Наверное, их привлекала ее удивительно красивая внешность или загадочность. А может, заманчивое сочетание того и другого в целом. Во всяком случае, когда Клер давала понять, что не хочет слишком часто общаться с кем-то, эти люди сильно обижались на нее и начинали считать гордячкой. Ей было все равно. Чужое мнение ее редко волновало. Сама не зная почему, она стремилась к одиночеству. Наверное, она была права и не стоило уважать людей, которых из всех возможных качеств привлекала лишь ее слишком яркая внешность. Разве можно выбирать себе друзей по внешности?

Вместе с вопросом в сознании тут же всплыл загадочный хриплый голос:

– Ты даже не представляешь, каким сокровищем ты обладаешь?

Клер зажмурилась, тут же представив себе лезвие, полоснувшее по ее лицу. Она не хотела себе ничего подобного представлять, но черная фантазия никуда не уходила из мозга. Вот чьи-то изувеченные руки сжимают нож и подносят острие к ее щеке. Вот холодная сталь касается кожи, и на ней раскрывается рана, подобная багровому цветку или паразиту, севшему на лицо, словно большая пиявка или медуза. Жуткие морские паразиты тоже по яркости подобны цветам. Точно так же и раны. Они тоже, как алые паразиты на твоем теле. Они всасываются в кожу, чтобы расцвести болью и кровью. Клер видела перед закрытыми веками, как рука с лезвием снова и снова наносит порезы по ее лицу, изгибу шеи, плечам. И кровь густо капает на белое подвенечное платье, которого сама Клер никогда в жизни не надевала. Она даже никогда не видела нигде такого платья. Оно было слишком старомодного покроя, чтобы увидеть нечто подобное в витрине современного магазина, пусть даже очень изысканного.

Клер собралась с силами и подняла телефонную трубку лишь для того, чтобы сказать Брэду пару ничего не значащих фраз, а потом от души надеяться, что он не примет их за приглашение на чай. Ее приятель обладал редким талантом принимать самые простые замечания о спорте или погоде, как прямое приглашение на свидание. Эта черта в нем очень часто раздражала.