Надежда Черпинская - И в сумерках придёт рассвет

Так появились чайки… Они по сей день летают над морем, и плачут, и стонут, как влюблённые, разлучённые навсегда…

Все замолчали, когда Лиарин закончил свою песню. И лишь спустя немного времени Элинэль сказала:

– Эрсель, спой нам ещё! Про любовь. И что-нибудь повеселее! Твоя баллада, Лиарин, была прекрасна, но, боюсь, моё сердце сейчас разорвется от печали.

– Можно и веселее! – согласилась Мара, хотя сердце её ещё стонало, как чайка над солёной морской волной.

Отзвук напева звенел в душе, а ещё в ушах звучали погребальным колоколом слова Эктавиана: «Эльфы и люди не должны быть вместе – это истина на все времена!». Выходит, песня Лиарина предназначалась ей, Маре, ибо он понял, что свою она пела для него, и дал ей ясный ответ. Есть закон мироздания, который нельзя нарушать, как бы того не хотелось…

И она запела, хоть горечь жгла ей сердце, и слёзы готовы были хлынуть из сияющих любовью и мукой глаз:

Говорил мой разум сердцу:

«Не смотри в его глаза,

Эта бездна льда и страсти

Для тебя дорога в ад.

В голубых озерах омут:

Вмиг утонешь – не спастись!

Ты сгоришь в огне жестоком!

Не смотри же, отвернись!»

Но прекрасный мой мучитель,

Улыбнувшись, как звезда,

Самым нежным в мире взглядом

Посмотрел в мои глаза…

Что ты сделал, беспощадный?

Ах, зачем мне это все?

Сердце биться перестало…

И дыхание замерло…

Только ты не приближайся,

Только ты не говори.

А иначе я не справлюсь

С силою твоей любви!

– Ну вот, это уже лучше! – улыбнулась Элинэль – мотивчик песенки был озорным. – У нас ведь праздник – надо веселиться!

– Пойдёмте танцевать! – предложила Лиадран. – Лиарин, ты идёшь?

Все поднялись, собираясь на Мраморную площадку. Лиарин, казалось, заколебался, но лишь на миг:

– Да, разумеется! Идём, Лиадран, – и, взяв за руку эльфийскую княжну, ушёл прочь.

Ревность, как кинжал, вонзилась в сердце Мары, но она не подала вида.

– Госпожа Эрсель, вижу Вы, как и я, остались в одиночестве… Можно, пригласить Вас на танец?

Обернувшись, она увидела Орена – юного эльфа, ему было лет двадцать пять, по-эльфийским меркам сосем мальчишка. Мара улыбнулась почти искренне и, не раздумывая, согласилась. Танец был весел и прекрасен, но прежнее чувство безбрежного счастья и неземного восторга уже не вернулось.

Рядом сияли, как две луны, кружась в плавном скольжении, Лиарин и Лиадран. А в голове всё ещё звучала прекрасная баллада о любви эльфа и человека – любви, обречённой на гибель.

Потанцевав с Ореном, Мара вернулась к столу, подкрепляясь эльфийскими яствами. К ней подошла Элинэль.

– Эрсель, я рада, что ты здесь, сейчас, на моем празднике. Я благодарю Небеса за нашу встречу! Ты подарила нам чудные песни. И мне нравится твоя учтивость. Я бы хотела, чтобы ты подольше погостила у нас и осталась и после свадебных торжеств, а это еще на две ночи. Но моя мать, Лаяна – она видит будущее, знает о том, что неведомо другим. Она сказала мне: «Эрсель пришла сюда неожиданно для нас, и так же неожиданно она уйдёт». Я надеюсь, что этот день будет ещё не скоро. Но хочу заранее преподнести тебе подарок. Мой отец решил, тебе это пригодится в час нужды, – на ладонь Мары лёг тяжёлый парчовый кошель.

– Что это? – удивилась девушка.

– Эльфийское серебро. Нам в Элтлантисе деньги не нужны. Но когда ты вернёшься в мир смертных, они тебе понадобятся. Люди ценят серебро Звёздного Народа. Ты ведь совсем одна! Деньги будут нужны тебе. А пока не думай о том, что будет, наслаждайся тем, что есть у тебя сейчас!

– Благодарю тебя, ясная Элинэль! Тебя, и твоих родителей, и твой народ от всего сердца! Забота ваша не знает границ, я в неоплатном долгу! А теперь, если ты не возражаешь, я пойду в свой шатер.

– Конечно. Отдыхай! Но завтра я жду от тебя танцев, песен и смеха.

Мара распрощалась с Элинэлью и ушла спать.

Так закончилась первая ночь празднества для Мары…

Девушка, вернувшись в шатер, ещё долго уснуть не могла, ворочалась и всё думала о том, что принёс ей вечер. Мысли эти тревожили душу, лишали покоя. Но, наконец, сон одолел её, одержав верх над муками любви, ревности и отчаяния.

На следующий день празднества продолжились. Хотя гостей стало поменьше: многие устав от шума уходили отдохнуть, несколько воинов отправились на обход границ. Но эльфы сменяли друг друга. И пир не замирал ни на минуту.

Во вторую ночь Мара вновь танцевала с Лиарином. Были песни, и долгие беседы. Эльф порой уделял ей внимание, казался очень заботливым, но тут же менялся неожиданно, становился отстранённым и холодным. Он то старался развлечь её, то явно избегал, то смотрел так, что её юное сердце в груди замирало, то вдруг начинал подчёркнуто любезно общаться только с Лиадран – и это сводило Мару с ума!

Она устала и запуталась, пытаясь разгадать, что скрывает непостижимое сердце этого эльфа. Он был переменчивой загадкой, неуловимой тайной. Она не знала, что ей делать. Присутствие Лиарина становилось невыносимым! Смотреть на него, думать о нём, и знать, что им не быть вместе, что она не может даже просто коснуться его, обнять, не вызвав негодования со стороны эльфов, а может и его самого!

Лишь танцы с ним наполняли сердце Мары радостью и надеждой. Но в такие минуты её ещё больше хотелось шепнуть ему о своей любви и почувствовать на губах хоть один его поцелуй…

К исходу третьего дня страсти раскалились до предела. Смотреть, как Лиарин танцует с Лиадран, и та смеётся, – счастливица! – обнимая его плечи, стало невыносимо. И, попрощавшись с Эктавианом и Элинэлью, Мара Джалина ушла с Мраморной площадки.

Она ступила в ночную тьму, освещённую лишь луной, сиянием бутонов лиариса да серебряным туманом, и долго шла по берегу реки, слушая песни, звучавшие издалека, и отзвуки чужого праздника, эхом пролетавшие по лесу, пока они вовсе не смолкли. Она нашла место удивительной красоты: здесь прибрежные ивы образовывали как бы шатёр, пол которого был устлан мягким мхом, а у входа лежало два больших камня – как могущественные стражи. Мара присела на один из них, посмотрела на звёздное небо и беззвучно заплакала.

Она не видела, как из темноты выступил высокий силуэт.

– Отчего ты ушла, Мара Джалина Эрсель?

– А отчего ты пришёл, Лиарин, сын Наярана? – ответила она вопросом на вопрос.

Голос девушки звучал холодно, но в душе её любовь и ненависть боролись друг с другом, испепеляя последние капли воли и рассудка.

– Узнать, почему ушла ты… – эльф сел на камень напротив.

И Мара подняла на него полные слёз глаза.

– Ты плачешь? – тихо спросил эльф. – Ты плачешь из-за меня? Почему?