Надежда Черпинская - И в сумерках придёт рассвет

– Почему?! – грустно усмехнулась Мара. – Ладно, я скажу тебе почему! Я долго молчала, но больше я не могу! Если я не скажу тебе всё, моё сердце просто разорвётся от переполнивших его чувств! Но сначала скажи ты, почему тебе так нравится играть со мною? То ты согреваешь меня своим теплом, то обдаешь таким ледяным холодом, что душа моя каменеет. Может, я не так впечатлительна, как Элдинэ – я ведь простая смертная, деревенщина, нет во мне знатной крови и высокого происхождения. Но у людей тоже есть сердце, и они тоже умеют чувствовать и страдать! И я не могу так больше! Ты каждый день, словно вырываешь мою душу, и бросаешь её на жаркие угли! За что мне такие пытки? Когда я вижу, как ты танцуешь с Лиадран, я почти ненавижу тебя!

Она опустила глаза, стыдясь своих дерзких слов.

– Но, впрочем, что я говорю? Какое имею право? Она давно считает тебя своим женихом, а ты её невестой… А я кто? Кто я? Несчастная дикарка, что ты подобрал из жалости. Но мне не нужна твоя жалость – мне нужна твоя любовь! Зачем ты спас меня тогда? Лучше бы я погибла, но не знала этих мук! Я люблю тебя, Лиарин! О, как я люблю тебя!

Голос предательски дрожал, но Мара решилась договорить и высказать всё, о чём молчала.

– Прости меня! Я знаю, что недостойна тебя! Ты лучшее создание из всех живущих на земле! Тебе нужна такая, как Лиадран – прекрасная, сиятельная, бессмертная! А я рядом с ней, что жаба рядом с розой. Я знаю: я – никто, я – ничтожество, но я готова молить на коленях о твоей любви, об одном поцелуе, об одном ласковом слове! Я бы отдала тебе всё: душу свою, честь свою, жизнь свою, всю себя… Да только тебе не надо моих даров! И я понимаю тебя. Но только больше не могу молчать! Не могу! Тебе решать мою судьбу, но я должна сказать всё. Я схожу с ума по тебе! Особенно, когда ты рядом! А когда тебя нет, всё еще хуже! Вот сейчас мне так хочется обнять тебя, дотронуться рукой, но я не смею… Ну, что же ты стоишь?! – воскликнула она сквозь слёзы. – Чего ещё ждёшь? Я и так унижена! Я бросила к твоим ногам свою душу, свою гордость, моля об одной ночи любви, словно худшая из падших женщин! Теперь иди и смейся надо мной, над глупой деревенщиной! Можешь и своей бессмертной княжне рассказать про глупую самонадеянную бродяжку! Или ты хочешь видеть меня на коленях? Я сказала ВСЁ! Теперь иди к своей звёздной Лиадран! Я не хочу больше видеть тебя! И ты больше не увидишь моих слёз, не услышишь упрёка. Я не скажу тебе ничего! Иди! Танцуй среди достойных тебя красавиц! Мне там не место…

Она вскочила с камня и, отойдя в тень кустов, отвернулась от Лиарина. Она ждала, что он уйдёт. Но вдруг на плечо ей легла его рука, а другая как змейка осторожно обвилась вокруг тонкой талии. И он прошептал ей в ухо, обдав жарким дыханьем шею:

– Но мне не нужна Лиадран… И мне не нужны все эльфийские красавицы мира. Моё сердце слышит лишь стук твоего сердца! Мне нужна только ты, моя Мара Джалина – Королевская роза!

Девушка стояла, не дыша, боясь разрушить хрупкий замок надежды, боясь, что всё сейчас растает как сон, и она вновь окажется одна.

– Ты напрасно думаешь, что они лучше тебя! Да, они – Элдинэ, они бессмертны, но ты прекраснее всех! Ни одна девушка Эльфийской Долины не сравнится с тобой! И я люблю тебя, Эрсель, ничуть ни меньше, чем ты меня. Но…

Это «но» показалось Маре смертельным приговором.

– Я не хочу причинить тебе зло. А любовь моя непременно приведёт тебя к страданию! Ты ведь слышала: эльфы и люди не могут быть вместе! Таков порядок мироздания, непоколебимая истина. И, если я сейчас не уйду, случится страшное! Да, такое бывал: люди и эльфы влюблялись друг в друга. Но эта любовь становилась причиной их гибели! Это неизбежно! Такая любовь безнадёжна! Она обречена! Душа твоя изведала слишком много боли, и я не хочу причинять тебе новую. А так будет – я предчувствую это. Я люблю тебя, Эрсель, и именно поэтому я ухожу… Именно поэтому я не могу и не хочу губить твою жизнь!

Его рука соскользнула с её плеча, и эльф отступил на шаг. Сердце стучало в груди Мары как набат. Она обернулась и заглянула прямо в мерцающие серые глаза.

– Поздно! – сказала Мара. И слово это прозвучало в тишине как заклинание. – Ты уже погубил меня…

Лиарин молчал и не сводил с Мары глаз. Потом он обнял её одной рукой за талию, привлёк к себе рывком и, помедлив у самого её лица, одарил нежным, бережным поцелуем.

В груди Мары словно полыхал пожар. Она мгновение любовалась его светлым лицом и сиянием глаз, потом прикрыла веки, наслаждаясь его поцелуями.

Мир вокруг будто замер. Воцарилась мёртвая звенящая тишина, в которой было слышно лишь их дыхание и стук сердец. Казалось, весь мир вокруг застыл в изумлении. Деревья, ночные птицы, и даже светлая эльфийская река, и сами звёзды, казалось, глядели в ужасе и недоумении на двух влюблённых, целующихся под сводами ив.

Ночной мир разглядывал с любопытством эльфийского сына и человеческую дочь, дерзнувших нарушить мировой порядок, охраняемый вековой традицией, дерзнувших бросить вызов самой судьбе ради безумной любви, обречённой на погибель.

Голубое, как небо, платье соскользнуло со смуглого плеча, и влюбленные, не разнимая объятий и не прекращая поцелуев, медленно опустились на мягкий зелёный ковер мха.

Мара проснулась первой. На рассвете. Когда солнце ещё не встало над лесом, но яркая алая заря уже горела на востоке. Она долго глядела на прекрасное лицо спящего Лиарина.

Ночь была волшебной, но на смену ей пришёл жестокий белый день. И теперь в лучах рассветного солнца всё казалось иначе. Тягостные мысли в голове девушки сменяли одна другую.

«Что будет теперь?» – задумалась Мара.

Страсти отбушевали, и разум требовал отчёта за вчерашний порыв чувств. Ей стало стыдно за то, что она сделала ночью. Мара попросту навязалась эльфу, и тот, конечно, поддался соблазну.

«Что будет, когда Лиарин проснётся?» – думала она, и на душе становилось всё темнее. Что скажет в первую очередь: «Здравствуй, любимая!» или спросит, чего она ждёт, ведь он дал ей всё, что она хотела. Вчера он признался ей в любви, и много нежных слов слышала эта ночь, но что принесёт утро? Вдруг он раскается, вдруг скажет, что всё было ошибкой, извинится и оставит её. Или вовсе прогонит прочь.