Галина Аляева - Подобна свету

– Вот и я думал – рано еще лесным показываться. Все тропы заметены, снег – в рост человека. Ан нет. Вышли окаянные, недалеко наткнулись, около Черного болота.

Нахаб насторожился, – это рядом с городищем. Так близко лесные подходят летом, когда подсохнут известные только им тропы по непроходимому болоту.

– Спутал ты что-то?

Подозрения Нахаба больно укололи самолюбие Стожара, но виду он не показал. Сам виноват, оступился, теперь терпи.

– Нет. Не ошибся, и тому подтверждение – лесной.

– Взял лесного?! Добре. – Злоба на Стожара поубавилась. Убийца дочери схвачен и будет наказан. Синеокая спокойно взойдет на Калинов мост. Да и поговорить с лесным нужно. Зачем пожаловал? Что высматривал?

– Не живой он. – Увидев в глазах друга вспыхнувший огонь охотника, поспешил сказать Стожар.

– Так значит, – разочарованно протянул Нахаб. – Рассказывай с самого начала. Зачем на болото пошли? Как лесных встретили? Сколько их? Все в точности пересказывай.

– Мы к речке шли. Через болото. Ребят учить, как по льду ходить, чтобы не падать. Дело нужное.

– Хорошая затея, – согласился Нахаб, – зачем через болото двинулся? Река-то вон, рядом.

– Верно. Только какая польза от учебы, если силёнка не истрачена? Вот когда по снегу рыхлому пошагал, и ноги не держат уже, самое время лёд почувствовать.

Нахаб кивнул, мол, ты прав, но не томи, рассказывай дальше.

– Учил, как след путать, чтобы не сразу ворог понял, в какую сторону идешь. Я – первый. Синеокая недалече, в три копья. Вдруг она вскрикнула и – за меч, а из-под ног, прямо из снега, – лесной. На миг я опоздал. Если по правую руку, то успел бы. Видно, стар стал, нет резвости былой. – Понизив голос, склонив седую голову, винился Стожар. – Синеокую жалко. Сметливая она, не каждый парень перед ней устоит.

Услышав вторую за сегодняшний день похвалу, Нахаб с гордостью подумал: «Молодец дочь!», но тут же опечалился: «Была молодец», затем спросил:

– Дальше что? Сколько лесных?

– Один. Я ребят отправил в городище, a сам остался. Всё облазил. Ничего не нашёл. Потом родичи подоспели. Ни следа, ни какой приметы. Пусто. Думаю, лесной пролежал в укрытии дня три. Сначала не один, – в одиночку они в мороз не ходят. Как метель третьего дня началась, второй, присыпав товарища, ушел, a этот остался. Думаю, так. Иначе, как он так хитро схоронился, что я не заметил?!

«Синеокая углядела, промолчать не утерпела. Выдержка не та. Молодая еще, да и девка, к тому же. Схитрила, живой осталась бы. Лесному что? Деваться некуда. Чем одному гибнуть, лучше за собой северянку прихватить. Ах, Синеокая, Синеокая. Была девка, а замужней не стала». – В который раз уже повторял Нахаб про себя проклятие Чернобога. Хотелось ему прокричать эти слова во всю мощь, что есть. Может, так полегчает на сердце. Нельзя. Северяне вокруг, и ждут его решения.

– Ладно, Стожар, – наконец сказал он, – ступай. Совет решит с тобой. – И, отведя взгляд в сторону, добавил, – Я на тебя зла не держу.

Но Стожар не уходил. Он чего-то ждал.

– Что еще? – Нахаб знал, почему никто не покидает двор, но опережать события не спешил. Одно дело неведенье и надежда, он и сам не верил в беду с Синеокой, другое дело – сказать во всеуслышание и словно вынести собственной дочери приговор.

– Как Синеокая? – За всех поинтересовался Стожар, и Нахаб увидел неподдельную боль в его глазах.

– Плоха.

Стожар, согнувшись под тяжестью вины, пошёл прочь. Нахаб, проводив его взглядом, обратился к кровному брату Гормину.

– Собирай стариков. Не нравится мне этот дозор. Как бы большой беды не было. Старших родов тоже кликни, про Стожара не забудь, – и чтобы пресечь лишние разговоры и сомнения в том, виновен он или нет в смерти Синеокой, сказал, – мудрее Стожара в воинском деле нет, и вернее глаза тоже.

С севера, откуда летят снежные метели, неся с собой мороз, край северянской земли обступает дремучий неизведанный лес. И, если с юга северян допекают степняки, то из чащоб лесных им угрожают дикие племена. Северяне их называют лесными. Обладают они недюжинной силой, ловкостью и смелостью. Выследить трудно, пленить невозможно, – неволе они предпочитают смерть. Закутанные в звериные шкуры, обросшие так, что не видно ни глаз, ни губ, лесные нападают стремительно и быстро скрываются в лесу, словно растворяясь. Никакая погоня, никакая засада им не страшна, ничто не может застать их врасплох. Чуткие уши, зоркие глаза и чутье, как у зверя, дают возможность почти безнаказанно нападать на северянские селения.

Было время, когда лесные, боясь раздолья и открытой местности, нападали на северян только в лесу или около. Но с каждым годом смелели, а познав вкус гречневой лепешки и красоту женских украшений, стали нападать и на сами городища. Грабили, уводили скот, убивали. Не трогали только беременных. Копьё или меч занесёт, как зверь, втянет в себя воздух, издаст утробный крик, и никакого урона не причинит. И так, если северянке скоро рожать и если только-только зачала. Как они чуяли? Особый нюх, видно, у них на дитё в утробе материнской.

Еще давно на общем совете кто-то предложил вдоль всего леса, как на юге вдоль степи, возвести пограничные городища, тем самым обезопасив себя от лесных. Но с юга идёт целое войско, здесь же – малое число дикарей словно из земли вырастает, мгновенный удар наносят и скрываются в лесу.

На совете решили: строй не строй городища, a полностью защититься от лесных вряд ли удастся. Они, как стая голодных волков, сегодня около одного городища рыщут, завтра в другом месте от их рук воины гибнут. Поэтому каждое поселение от лесных должно защищаться само.

Боярское городище, ближе всего расположенное к северному лесу, чаще других подпадало под угрозу дикого народа. Но мудрость гласит: узнай врага, и он не будет тебе страшен. Так северяне и сделали. За многие годы подноровились к опасному соседству, научились понимать их язык, узнали о житейском укладе и обычаях. Не всё, конечно, больно скрытный народ, но приобретенных знаний вполне хватало, чтобы нести наименьшие потери от набегов.

Живут лесные в ямах-землянках, утепленных хворостом и травой, сверху на толстые сучья насыпают земли. Так и живут, как медведи в берлоге. Не сеют, не пашут. Питаются мясом, нередко сырым, травами, орехами и кореньями. Что такое семья, не ведают. Женщин меняют каждый год по весне. Можешь прокормить две или три – твоё дело, дети всё одно общие.

Во главе племени – началоводец [20] Началоводец – вождь. . Он правит, ему подчиняются. Стать началоводцем непросто. Лесной, решивший замахнуться на важное место, должен доказать соплеменникам, что достоин быть главным над ними. Первое – бросить к ногам сородичей тушу кабана. Этот зверь пострашнее медведя-шатуна, и завалить его не каждый может по строго определенному ритуалу. Сначала надобно меткой стрелой в глаз попасть. Да так, чтобы только чуть ранить. Трудно, но многие лесные на такое способны. От боли, пуще от страха, что вокруг темнеет, кабан начнёт метаться по лесу, и тут главное – не упустить зверя, не потерять след. Идти шаг в шаг, чтобы не учуял кабан человеческого запаха. Зверь умён и хищен, забыв о боли и слепоте, способен подобраться незаметно, – тогда лесному не спастись. Когда кабан ослабнет от потери крови, изловчиться и взгромоздиться на звериный загривок. Не рассчитал, и конец. Затопчет, клыками разорвет на куски. Удержался – хорошо, но для вождя маловато. Требуется убить зверя одним ударом. Два следа от ножа на шкуре кабана для соплеменников – не показатель ловкости, и не быть лесному вождём. Зверь у ног лежит, до жилища путь не близок, и шкура кабана должна быть без изъянов. Лесной, если хочет, тушу на себе тащит или какую повозку из веток соорудит, – это как получится. Шкура чистая и целехонькая – ещё одно условие восхождения лесного на трон началоводца.